Мы пошли к Педеру. Его дома не было, но мама не отпустила нас. Она управлялась с коляской с видимым трудом. Я помог ей переехать в гостиную. Здесь шагу некуда было ступить от кистей, красок, подрамников и холстов. Обращало внимание, что колёса больше не скрипели, их смазали. Посреди этого разора стоял её натурщик, он простоял здесь все эти годы, такой же обнажённый, но уже не похожий на древнегреческого атлета, а чуть раздобревший и округлившийся, он скользнул в сторону и прикрыл срам. Вивиан уставилась на него, я на Вивиан. Мама свистнула. Натурщик подхватил белое полотенце и исчез. — Так редко кто-нибудь приходит, — сказала мама. Нам было неловко. Ещё я подумал, что почти всё случилось давным-давно и мы препровождаем время, каждый в своей норке, в разных точках этого невеликого города. — Как поживаете? — спросил я. — Мне б успеть закончить картины, пока руки не отсохли, и я бы рада была. — Мама засмеялась: — Но хватит обо мне. Как твои дела? — Пишу помаленьку, — ответил я. — О чём ты пишешь, Барнум? — О том, что видел. — Она подъехала вплотную ко мне. Бесшумно. — А ты видел вещи, которых другие не видели? — Да, — ответил я. Она упёрла в меня взгляд: — Не говори, не говори, а то не сможешь написать. — И отвернулась к Вивиан: — А у тебя что? — Я поступила в колледж в Швейцарии на следующий год, — ответила она. Я почувствовал, как сквозь меня падает вниз тяжёлый лифт. Этажей на пути немного, но он не останавливается ни на одном. — Что за колледж? — поинтересовалась мама. Вивиан потупилась: — Школа гримёров, — ответила она. Тут позвонили в дверь. Я побежал открывать, радуясь, что могу улизнуть. Так вот почему она караулила меня у школы — чтобы рассказать, что уезжает учиться в Швейцарию и станет гримёром?! Позвонили второй раз. Это пришёл Педер. Вечно он забывает ключи. Всё остальное помнит, но ключи забывает. Он стоял под лампочкой на лестнице, с сумкой под мышкой, в тёплых наушниках, жмурился и прикрывал глаза. — Педер дома? — спросил он. — Пока не приходил, — ответил я. — А когда придёт? — Может, что и никогда. — Передайте, пожалуйста, что Барнум заходил, — сказал Педер. — Прощай, Барнум, — сказал я, закрывая дверь. — Прощай, Барнум, — прогудел Педер, кинулся на меня и обхватил, мы сцепились и покатились по прихожей, посреди завалов ботинок, туфель, сапог, мы смеялись прежним нашим смехом, как вдруг он отпихнул меня и вскочил на ноги. Пришла Вивиан. Встала, подперев стену, скрестила руки на груди и с улыбкой следила за нами. Я тоже поднялся. — Полный сбор, — сказал Педер. Но когда мы сидели потом в его комнате, я почувствовал, что наша троица, та, что должна была всегда держаться вместе, порастеряла друг друга. Педер минут сорок пять, не меньше, подробно разъяснял причины дефицита бюджета Союза гимназистов и в деталях излагал план умножения капитала: он собирался просто-напросто потребовать денег за «продвижение продукта» с пекарни на Уллеволсвейен, а в случае отказа грозил позаботиться о том, чтобы гимназисты объедались булочками в другом месте. Мы встретили рассказ молчанием. Было слышно, как в гараже паркуется папа, рухнула поленница дров. Если то не гром грянул, не гром посреди ноября. Вивиан обернулась ко мне. — А что ты видел такого эдакого в жизни? — спросила она. — Ничего, — ответил я тихо. Педер посмотрел на нас, улыбнулся, но быстро потерял её, улыбку в смысле. Снова стало тихо. В нашем союзе тоже образовался дефицит. Числа и фантазии не покрывали недостачу. И вот тогда Педер перевёл стрелки разговора на