— Уступи… — «Крыска» перешла на шепот и притерлась еще ближе, стояла уже вплотную, едва не касаясь ее ляжками и грудью.
Черт, какой напор! Она оценивающе оглядела убогую девицу, ее «светлый верх — темный низ», на разрезе блузки взгляд задержался — она в общем ничего…
Рука новенькой нырнула под юбку (показались ножки в порядке) и извлекла из-за широкой ажурной резинки чулка купюру, сложенную в четыре раза:
— Вот компенсация…
— Ты что, хочешь, чтобы я пошла с тобой, а не с ним? — спросила она.
— Да нет! — с досадой отмахнулась та. — Уйди, я им займусь. А ты совсем уйди, исчезни.
Она взяла купюру, развернула — сто баксов! С сомнением повертела в руках — не фальшивая ли? Потом мелькнула еще одна мысль — не проверочка ли это от сутенера? Неохота с амбалом идти, небось навалится, света белого невзвидишь… А сутенеру какая разница — что так сто баксов, что этак. «Да ради бога, мне же лучше!» — решилась она.
— Иди, оттяни его на себя, а я попозже выйду, чтобы не отсвечивать… Соври, что плохо мне стало, съела, мол, что-то не то… Удачи, подруга! — ободрила она «крыску».
Та, уже направившаяся к выходу, обернулась и посмотрела дико, как будто ничего не видела. Думала о своем — о чем-то, что ее сильно напрягало и тревожило. Перед дверью «крыска» притормозила и, прежде чем ее открыть, подтянула чулки один за другим, выпрямилась и, что-то шепча, три раза перекрестилась — и, как в омут головой (все тело и лицо выражали решимость), рванула на себя ручку и вышла в зал.
Минут через десять высунула нос из туалета — те двое уже отчалили. Она снова подползла к стойке и, всем своим видом показывая, что ей невмочь, взгромоздилась на стул.
— Где это ты гуляла? — поинтересовался Антонин. — Твоего новенькая увела.
Она, согнувшись в три погибели, просипела:
— Плохо мне что-то… Отравилась, видно. Меня в туалете вывернуло… Налей виски… Работать все равно надо, мне больничный выписывать некому. Сейчас чуть-чуть оклемаюсь…
Антонин, сочувственно покачав головой, налил ей стопку. «Сто баксов! — думала она, опрокидывая стопку в рот. — Неплохо для начала! Я же загадала, что с первого клиента сто баксов возьму».
Но день, начавшийся паршиво, как водится, паршиво и закончился. Не прошло и двух часов, как в дверях появился тот самый детина, которого откупила новенькая. Разыскал глазами ее и прямиком к стойке. Она сориентироваться не успела, ей бы сразу понять, глядя на его походку — он приближался, злобно гримасничая, и чуть ли не рукава засучивал для разборки… А она расслабилась. Стащил со стула, руку назад завернул больно и зашипел: