Она не изъявила особого желания позволять полицейскому и типам вроде меня обретаться в отеле, но в конце концов, сверившись с регистрационным списком, вручила ему ключ на пару часов.
Я воскликнул:
— На пару часов? Я должен пойти прихватить еще выпивки.
Здоровяк кивнул:
— Хочешь выпить — годится. — Он повернулся к дежурной: — И пришлите нам бутылку шнапса.
Она возмутилась:
— Мы не можем доставлять алкогольные напитки в номера. Закон…
Его мягкая улыбка очень напоминала огромный разлом в скале.
— Это только для нашего приятеля. Он перенес сильный шок. Вы же нас знаете, — он распростер руки, как корни огромного дерева, — мы-то не можем пить на работе, верно?
Он кивнул мне и повел по коридору, затем опять обернулся к девушке:
— И три стакана.
Мы прошли в комнату на первом этаже, маленькую, опрятную, чисто выбеленную, с простенькой новой мебелью и тяжелыми шторами, чтобы можно было отгородиться от полуденного солнца.
В комнате были два кресла и маленький стол. Я уселся в одно, здоровяк втиснулся во второе, при этом его зад вылез за подлокотники. Коротышка же прислонился к двери, приняв чопорный и официальный вид.
— Ну хорошо, — спросил я, — так кто же хочет меня видеть?
Ответил здоровяк:
— Скоро узнаете.
Он снял фуражку и пригладил рукой свои редкие рыжие волосы.
— Паршивое дело. Много суеты.
— Чего это вдруг? Разве произошла не обычная катастрофа?
Кто-то постучал в дверь.
Коротышка отпрыгнул в сторону и рванул дверь, распахивая ее, — и все это одним молниеносным движением.
Официантка прошествовала по комнате и с грохотом опустила на стол бутылку шнапса и три стакана. Потом обвела нас взглядом:
— Кто платить будет?
Воцарилась тишина, затем я пробурчал:
— Нужно было догадаться.
Я заплатил, она ушла.
Здоровяк улыбнулся и разлил на троих.
— Kippis!
Все трое залпом опорожнили стаканы. Он заметил:
— Положим, выкорчуем мы напрочь все нарушения «сухого закона» в округе. Что за этим последует?
— Не знаю. Может быть, полиции придется покупать выпивку самой?
— Ну уж такого никогда не будет. А будет вот что: каждый будет пить втихомолку зелье домашнего приготовления. И наконец правительство установит на это налог. Kippis!
Мы залпом выпили.
— Ты говоришь, что это обычная авиационная катастрофа. Может быть. Но почему-то тебя желает видеть сотрудник СУОПО.
Напарник здоровяка резко повернулся и опалил его взглядом.
Я спросил:
— Никканен?
Коротышка требовательно осведомился:
— Знаешь Никканена?
— Немного. И уж конечно хуже, чем он меня.
Я встал и подошел к окну. Река текла величественно и плавно. И в полуденном солнечном свете, казалось, поверхность ее была смазана жиром. Маленькие беленькие дома с красными крышами на противоположном берегу выглядели детскими игрушками.