— Только вы, почему-то, этому не рады? — спросил Алексей.
— А чему тут радоваться? Я Пашку Баяновского с пелёнок знаю. Мы с его покойным отцом дружили — он, как и мы с тобой, из орловских… Эх, Пашка… Не ожидал от него такого… Сам, ведь, ходил к обер-полицмейстеру, хлопотал, чтобы помощником пристава назначили.
Алексею даже жалко стало старика.
— А может быть и не он? Бывают же совпадения… Вы-то, сами, кого подозреваете?
Карасёв рассказал, что его внимание привлёк околоточный надзиратель Робашевский.
Раньше он служил в петербургской полиции. За серьёзные упущения по службе его хотели уволить. Однако благодаря связям (поговаривали, что ему покровительствует то ли товарищ министра внутренних дел Оржевский, то ли директор департамента полиции Плеве) перевели в Москву, правда с понижением в должности. Назначили в Петровско-Разумовский участок. Дали околоток, как говорится из "богатых" — на его территории находятся десятки пивных и трактиров, в том числе "Перепутье", скаковая слобода, беговой и скаковой ипподромы. Жил в Москве Робашевский как барин. Казённая трёхкомнатная квартира показалась ему чересчур тесной — снял шестикомнатную. По вечерам его частенько можно было видеть в "Эрмитаже", "Яре" или "Стрельне". На собственные средства нанял писаря, на которого переложил часть своих служебных обязанностей — переписку, составление протоколов.
— А это уже преступление, — сказал Карасёв и, по памяти, процитировал «Инструкцию околоточным надзирателям». — "Предоставление постороннему лицу, каких бы то ни было, вместо себя, служебных действий, составляет уже преступление со стороны околоточных надзирателей, подлежащее законному преследованию".
— Ну и тип! — не удержался от восклицания Алексей.
— Не удивлюсь, если он с мошенниками якшается.
— Вот и я о том толкую. А зовут его, будет тебе известно, Ипполитом. Давай так договоримся. О Пашке ты, пока, забудь. Я сам попрошу кое-кого понаблюдать за ним внимательно. А ты, займись-ка этим, питерским хлыщём — беговых порасспроси, "агентов" своих в "Перепутье". А Семёна Гирина, прямо с утречка, пошли на Лубянку, с тамошними извозчиками потолковать. Не на собственном же экипаже этот "Щебнев" по Москве раскатывал. Купчишку и судейского, понятное дело, никто не запомнит, а вот ахтырский гусар фигура приметная.
— Местные извозчики чужому на своей "бирже" стать не дадут.
— Само собой. Пусть он к городовому подойдёт и шепнёт на ушко, что от Аристарха Матвеевича — тот всё уладит…
Лавровский прекрасно знал, что если придёшь на беговую конюшню с утра пораньше, то рады тебе не будут. Не до гостей — дел много. Надо убрать навоз из денников, сгрести сухую солому, почистить лошадей и дать им по несколько глотков воды и немного сена. Потом сборка рысаков на ежедневную работу. А после проездки по аллеям Петровского парка или беговым дорожкам ипподрома снова чистка, уборка, кормёжка… Затишье наступает только часам к десяти. К этому времени Алексей и заглянул на конюшню симбирского коннозаводчика Дурасова, где служил наездником его давний приятель Егор Московкин.