— Это говорит о твоей растерянности от неожиданности происшедшего. Это пройдёт…. Успокойся, всё встанет на свои места.
Марина резко повернулась к Виктору лицом, глаза её пылали огнём, в них плавились боль и страсть.
— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что говоришь? Я ведь люблю тебя, а ты так сразу отходишь на второй план. Почему, Витя?
Виктор вернулся в кресло и жестом предложил сесть Марине. Марина просто присела на краешек своего кресла и вопросительно посмотрела на Виктора.
— Понимаешь, Марина, Павел живой, он вернулся оттуда только благодаря тому, что верил в тебя и в то, что ты, несмотря ни на что, его ждёшь. Павел мой друг, я очень хорошо помню, как он восторгался Симоновым и его строками о верности и умении ждать. Пусть он не пришел ко мне и не я первый узнал, что он жив, это ничего не меняет. Он пришел к тебе, той, которую он любит, к тебе, Марина, которая проводила его и обещала ждать.
— Но ведь прошло полтора года как министерство обороны прислало мне сообщение о том, что Паша погиб в бою…
— Это не всегда так, как они пишут, Марина. В бою не только погибают, исчезают бесследно, пропадают без вести…. Всегда остаётся вопрос, если нет возвращённого родителям тела.
Марина замерла, и из её глаз обильно хлынули слёзы.
— Они не привезли его… и не похоронили, а я как сомнамбула поддалась первой мысли, первой эмоции и похоронила Павла в своём сердце. Когда он узнает, никогда не простит мне.
В комнате надолго повисло тягостное молчание. Виктор, поднявшись из кресла, подошёл к бару, встроенному в стену и, открыв забранную цветным стеклом дверцу, взял початую бутылку шотландского виски «Хейг».
— Выпьешь? — Виктор поставил перед Мариной две огромных пузатых рюмки для коньяка. — Этот виски мягкий и сбалансированный напиток, прекрасно воздействует на нервную систему.
— Совсем немножко, на самое донышко, пожалуйста… — Виктор плеснул Марине, а себе наполнил рюмку до половины и, не дожидаясь пока пригубит она, залпом опрокинул в себя напиток.
Он снова опустился в кресло и вновь наполнил свою рюмку. Виктор поднял свои полные боли глаза и посмотрел в глаза Марины.
— Понимаешь, Мариночка, это ведь очень здорово, что мы не успели стать по-настоящему близкими. Любовь, когда её пытается убить всепоглощающая боль, не умирает, не исчезает в никуда, она замирает, надевает чёрные одежды и живёт в только ей подвластном мире. И только она знает истинную цену утраты и надежды. Твоя любовь жива, она внутри тебя и ждёт, пока ты преодолеешь свое неверие в чудо, в то, что Паша жив и вернулся к тебе!