– Так, кажется, здесь закладка, – бормочу себе под нос я, открывая нужную страницу.
Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (после 04.04.1938)
Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв
…сладкая моя, нам ни за что нельзя было расставаться! Это было преступление! Но теперь, когда ты приедешь, всё начнётся с самого начала! Предвидение и душевная мука извечной неудовлетворённости, и упоительное сомнение в себе, и тот единственный миг, который стоит многих жизней: когда я чувствую тебя, когда благодаря своей бесконечной милости судьба снова бросает тебя ко мне, когда ты оказываешься в моих объятиях и твоя голова касается моего плеча…
Я улыбаюсь прочитанному, продолжая убаюкивать обвившуюся вокруг меня сестру.
Я дрожу и так смотрю на мою руку, что и она дрожит! Я едва способен дышать, я выражаю свои мысли руками, я подбрасываю дров в камин и сижу, уставившись на огонь: что это там народилось и уносит меня прочь, и кто развяжет побыстрее во мне все узлы, милая, любимая моя, кто бросит меня от меня самого куда-нибудь в тёмную бушующую стихию, ах, брось, брось меня туда!
В горле пересыхает. Мне вдруг кажется, что это мои собственные откровения. Те, что тихо трепали мне душу по вечерам, когда я был вдали от неё. Слышу её тяжелое дыхание: оно щекочет мне шею, заставляя всё моё тело сжиматься в напряжении. Миа не спит. Чувствует ли она то же самое, что и я? Преодолевая комок, что застрял посреди горла, я всё-таки продолжаю:
Я хочу прыгнуть прямо в тебя, с утёса отчаяния, с трамплина равнодушия, безнадёжности и тяжкого горя, я хочу сжечь моё прошлое, милое моё лицо, возлюбленная. Твои глаза совсем близко от меня, и ничего больше нет, кроме темени, и твоих глаз, и дождя твоих поцелуев!
Я по-детски запинаюсь, когда ощущаю, как родные пальчики цепляются за мою спину. Нас вновь сковывает это неведомое напряжение. Слишком остро чувствую её: тёплое дыхание, дрожащие пальцы и эти отчаянные попытки прижаться ближе.
– Думаю, на сегодня хватит, – шепчу я и закрываю книгу.
Мои руки тянутся к столику и откладывают маленький томик интимных писем. Да, именно интимных. Ведь читая его письма, тебе кажется, словно ты вторгаешься в личную жизнь писателя. В его голову, в сердце. Неожиданно для себя я слишком проникся к его строчкам. К чувствам, что он вкладывал в каждое слово, предназначенное Ей. Ладони взмокли, а щёки горели. И это я – парень, напичканный мужественностью и смелостью. Будто бы меня охватила лихорадка, а моё единственное лекарство в нескольких сантиметрах от меня. Лекарство ли? Да, Миа, может, и являлась мои спасением, но, определённо, несла побочный эффект. Мы играли с огнём. Снова нарушая запреты из далекого детства.