Опускаю глаза. Поймёт ли она? Крохотная надежда селится в моей душе. Но к чему этот самообман? Ведь порой мы и сами не можем понять себя.
– Миа… – заботливый голос тёти звучит сочувствующе. Принуждаю себя дышать, но глаз так и не поднимаю. – Знаешь, мы с твоей матерью никогда не были особо близки. Я не знаю, каково это – ощущать нерушимую и крепкую связь. Я была настоящим семейным провалом, Франси – моей полной противоположностью. Она принимала меня такой, какая я есть, да, но я не могу сказать, что мы были друг у друга. Твоя мать старалась быть во всём гордостью своих родителей, настоящей умницей. Конечно, я стремилась быть такой же, но знаешь, – усмехается родной голос, – в моей природе это, видимо, никак не заложено. Я веду к тому, что жизнь – такая капризная дрянь, что нельзя обходиться без поддержки. Без вечного союзника.
Незаметно для себя чувствую, как глаза застилает пелена слёз. Деревянный стол перед лицом расплывается, и теперь всё кажется мне сплошным тёмным маревом. Я моргаю, и влажные дорожки мгновенно начинают скатываться вниз.
Бог мой, какая же ты дура, Амелия! Ты просто невыносимая дура!
– Ди, – всхлипываю я. – Он не просто мой союзник. А наша поддержка… она не совсем обыденная. Это нечто большее, это, чёрт возьми, гораздо большее! Я без него не смогу – ни физически, ни морально. Никак. Не увидь я его неделю, тут же превращаюсь в бесчувственного овоща. Это конец, Ди, если о нас узнают, это нас сокрушит, – голос мой дрожит, будто я снова вернулась в детство, где, заикаясь, я вымаливаю желанное прощение. – Всё уже слишком серьёзно… И я и Уилл медленно идём ко дну. Я это чувствую.
Суетливо протираю глаза, возможно слишком рьяно смахивая с них слёзы. Внутри меня просыпается ненависть. К всевозможным обстоятельствам, к нашему Создателю, который, быть может насмехаясь, сотворил такое с нашими узами. Кровные узы – как вечное клеймо, как собственное проклятие!
Меня уже не остановить. Солёные ручейки слез срываются с глаз, с ресниц, с немыслимой скоростью летя вниз уже без моей помощи. Дилайла попала в цель. Добрые слова проницательной родственницы зацепились за мою больную душу. Грудная клетка горит огнем. Сердце колотится об неё, как в настоящей лихорадке. Ощущаю всем своим существом его глухие удары. Моё отчаяние толкает меня на смелость. Поднимаю на тётю свои затуманенные глаза и переплетаюсь с ней взглядом. Широко распахнутые голубые глаза светятся шоком. Она ошеломлённо наблюдает за моими действиями, внимательно слушая.
О чём ты думаешь сейчас, Ди? Возможно, о том, что всё зашло куда дальше? О том, что вместо твоей племянницы перед тобой сидит обезумевшая от своей неправильной любви девушка. А может, тебе просто мерзко? Ведь наши чувства, крепкие и возвышенные, считаются в этом мире уродливыми. Извращёнными, аморальными, неестественными. Что ты думаешь о нас теперь? По-прежнему ли ты любишь меня так сильно?