Вильям ушел в магазин за шампанским, в комнате они были одни, и Цауне захотелось назначить Ирене свидание. Однако он быстро подавил свою прихоть — так можно испортить отношения с Вильямом. Другого портного он, может, еще нашел бы, а вот другого компаньона фирмы — нет.
Ирена разогнула спину, лицо ее от работы раскраснелось, глаза восторженно сияли. Изъясняясь цауновским языком, она была чертовски хороша.
Стоя в дверях с тряпкой в руках она обвела комнату хозяйским взглядом. Только б этот Цауна не сломал кресло — недовольно подумала она, — раскачивается как ребенок. Кресла с обивкой цвета мха имели высокие вогнутые спинки и хромированные металлические ножки на колесиках, которые легко вращались.
— Когда тебе понадобится мебель, ты тоже можешь мне позвонить, — все же не удержался Цауна.
Ирена холодно улыбнулась и ушла на кухню к хозяйке. Они щебетали так, что не услышали, когда вернулся Вильям.
— Как ты думаешь? — Вильям покрутил бутылку шампанского.
— Черт не дремлет!
— Не понимаю.
— Уж лучше не начинай!
— Где Ирена?
— На кухне пятую колонну формирует. Прислушайся, сейчас щебет смолкнет — они песню заведут.
Хозяйка принесла высокие хрустальные бокалы, гордость своего буфета, и они с Иреной снова исчезли на кухне. Готовить ужин.
Вильям сел в другое кресло. Оно показалось жестковатым, но было удобное, как футляр для скрипки.
— Большой скачок! — сказал Вильям. — Еще несколько дней назад у меня была всего лишь кровать в крохотной комнатенке.
— И несколько тысяч рублей, — дополнил его Цауна. — Это все-таки разница.
— Странно, но угрызения совести меня не мучают. Я совсем не чувствую себя вором.
— Потому что тебе хорошо платят… — Цауна вовсе не был циником, но не упускал случая таким казаться.
— Нет, правда, с совестью я в ладах. Как-то вечером взял и все основательно продумал. Как ни странно, но я вроде даже оказался благодетелем общества. Воры — это директор, наша элегантная главная инженерша и эта блондинка-клецка из министерства. Это они ради своих премий, ради своего подхалимства каждый год готовы зажилить три тысячи костюмов.
— Неужели так много? — встрепенулся Альберт.
— По десять в день, стало быть, три тысячи в год. А мы ткань, предназначенную для этих костюмов, не превращаем в лоскутки, как того желает банда наших администраторов и как им выгодно, а превращаем в костюмы, что выгодно государству…
— Да, да, мы выполняем функции, очень похожие на функции милиции… — Крупные цифры сильно взволновали Цауну. — Если нас накроют, то повесят администрацию «Моды»!
— Я не говорю про суд, я говорю про совесть.