Теперь я могу рассмотреть посетителей Шефа. Их двое. Женщина в темном цветастом брючном костюме, аккуратно причесана, не очень молодая, но с привлекательным, ухоженным лицом; и мужчина лет около шестидесяти. Он строен, в скромной форме пехотного офицера без погон. На груди — орденские колодки.
Мужчина говорит без передышки, женщина только моргает и время от времени прикладывает платочек к уголкам глаз, промокая навернувшиеся слезы.
— В том, что мы с товарищем Мукшане абсолютно честные люди, до сих пор не сомневался никто. Руководимая нами фабрика «Мода» — не самое передовое предприятие, но мы не раз занимали почетные места в масштабах министерства и района. — То, что слышу я, является продолжением какого-то длинного разговора.
— Даже этому вашему так называемому инспектору Синтиньшу не удалось доказать, что к нашим рукам прилипла хоть одна государственная копейка!
Полковник снимает свои толстые очки и кладет их на письменный стол. У него маленькие колючие глаза.
— Доказано, что вы скрывали возможность экономить ткань.
— Это неправда, мы даже получали премии за экономию ткани!
— Вы показывали только ничтожную часть экономии.
— Мы это делали в интересах государства! — У мужчины от волнения начинает дрожать голос. — У меня награды! Я солдат. И всегда был и буду преданным солдатом! Вы понимаете, что это значит?
— Это очень важно. Выбирая меру наказания, суд принимает во внимание личность подсудимого. К сожалению, я вам не могу уделить больше времени. — Шеф встает, чтобы проводить посетителей до двери.
— Теперь он будет на вас жаловаться, — говорю я, когда за ними закрывается дверь.
Шеф не отвечает. Он стоит у окна и смотрит на улицу. Я, кажется, понимаю, что полковника удручает. Ведь этот человек, который только что был здесь, не чувствует себя виновным. Он получит наказание, терпеливо его снесет и все-таки будет думать, что он не виноват.