С каждым новым свидетелем я запутывался еще больше. Нет, кто же он, на самом деле, этот солдат? Свой или враг? Стечение обстоятельств или злостная клевета? Осудить его или оправдать?
Суд удалился на совещание. Я не находил себе места от волнения. Вот Вася Ящечкин сейчас там, в комнате, где раньше гримировались самодеятельные артисты, решает судьбу человека. А он-то хоть разобрался лучше меня? Может, ему известны о подсудимом такие вещи, о которых мы здесь, в зале, понятия не имеем… Нет, так не бывает. Во время судебного следствия рассматривается все, решительно все…
Приговор гласил: десять лет с посылкой в штрафную роту. Солдат крикнул тоскливо и безнадежно: «Не виноват я, братцы, не виноват!»
Я потом спросил Васю:
— Ты точно уверен?
Он сердито сплюнул:
— А черт его знает! Майор говорит — уголовно наказуем; он-то в этом деле, наверное, кумекает.
— У тебя что, своей головы нет?
— Что ты хочешь — и так самый минимум дали, меньше нельзя!… Сходит в бой, смоет кровью.
— А если смывать нечего?
— Ну что пристал! Что пристал!
Мы поругались, и я двинулся в свой полк пешком, не дождавшись попутной машины. Шел и ломал себе голову над тем, как же все-таки отличить правду от лжи?…
Нечто подобное я испытывал и теперь, когда стал вести дело Андрея Смагина. Обстоятельства совсем другие, вину парня я считал если не несомненной, то очень и очень вероятной. И все-таки меня удивляло, как различно характеризуют Андрея разные люди. Один и тот же его поступок в описании одного свидетеля выглядел мальчишеской шуткой, обыкновенным розыгрышем. У другого та же самая шутка оборачивалась почти преступлением.
Это меня настораживало. Я по нескольку раз возвращался к уже ранее заданным вопросам, требовал уточнить, расширить показания, добиваясь истины, и в конце концов понял, что занимаюсь бесплодным делом. У каждого из свидетелей уже давно сложилось свое собственное мнение об Андрее, и все поступки парня, хорошие и дурные, оценивались ими предвзято, в зависимости от этого мнения. Я же как дознаватель не должен присоединяться к той или иной оценке. Мое дело добыть из показаний свидетелей сам голый факт, очищенный от всяких субъективных наслоений, и самостоятельно оценить его вкупе с другими бесспорными фактами, полученными в ходе дознания.
Вот моя предварительная беседа с шофером Бондарем.
— Какое у вас мнение об Андрее Смагине?
— Какое мнение? Никакого мнения. Рядовой труженик баранки.
— А о Степане Олеше?
— Парень как парень.
— Ладят они между собой? Или ссорятся?
— И ладят, и ссорятся.
— Почему ссорятся?
— А почему бы им не ссориться. Оба молодые, оба горячие, оба за девушками ухаживают. Самый раз ссориться,