Нефритовый голубь (Лебедев) - страница 45

Две наших семьи уже пять лет жили в одной квартире, за которую платил я один. Зять был не в состоянии заработать ни цента, а выбросить сестру с детьми на улицу я не мог.

По дороге Велтистов неоднократно пытался завести со мной какой-то бессмысленный разговор, но я отвечал односложно и ускорял шаг. Игорь, видимо, понял мое состояние, отстал от меня. Выглядел он крайне недовольным.

Мы добрались до дома. Окна нашей квартиры были темны. Все, похоже, уже спали. Мы осторожно проникли в свое небогатое жилище. Перед ночным отдыхом я вышел покурить на балкон. Игорь не замедлил присоединиться ко мне.

– Иногда мне кажется, Пьер, что ты считаешь мой брак с твоей сестрой неудачным, – сказал он зло.

«Что ж, если тебя спьяну потянуло на откровенный диалог, я не против,» – подумал я, и ответил сердито:

– Да, было бы очень неплохо, если бы ты ней не женился. На что уж, сам знаешь, мне не нравилось ее прежнее замужество, но, как выяснилось, – пошел я в атаку, – хрен бывает похуже редьки.

– Ты хочешь сказать, что с Подгорновым Эльза чувствовала себя лучше?

– Было ей с ним неважно, но я это обсуждать не желаю, поскольку Михаила Александровича в живых нет.

– И все-таки, по-твоему выходит, что с ним Эльзе жилось бы лучше, – повторил Игорь с пьяной назойливостью.

– Понятия не имею, как ей было бы сейчас с ним, – я сделал ударение на слове «сейчас», – знаю только, что он мертв, а почему он мертв, так это уже тебе лучше знать, – не удержался я от ядовитого намека.

– Что ты имеешь в виду? – Игорь, по-моему, начал понемногу трезветь.

Я решился открыть карты. И так слишком долго молчал о своих подозрениях, боялся, видите ли, обидеть его.

– Думаешь, мне неизвестно, что ты соврал мне, будто был в курильне в ночь гибели Подгорнова?

– Ты, Пьер, оказывается, рехнулся окончательно. Ты что же, считаешь, это я расправился с Михаилом Александровичем? Нелепица какая-то, – Велтистов развел руками. – И всех остальных в Москве, что, тоже я убил? – с иронией справился он.

– Остальных – нет. А вот зятя моего – возможно. И не только его. Но и красноармейца под Орлом, в 1919 году.

Игорь отшатнулся от меня:

– Что еще за красноармеец? Какой именно? Я их, вообще-то, много убил. Не понимаю только, при чем тут Подгорнов.

Тут я на какой-то миг подумал, что, может быть, не стоит этот разговор дальше вести, дело-то, как ни крути, давнее. Но злоба, накопившаяся по отношению к Игорю, взяла верх над элементарным здравым смыслом.

Короче говоря, я недвусмысленно обвинил зятя в убийстве полковника. И сгоряча даже заявил:

– Очень сожалею, что тогда, в 1914 году, утаил свои догадки от полиции!