Теперь я знал точно – к смерти доблестного генерала Игорь никоим образом не причастен. Его алиби мог подтвердить я сам.
Вечером я поведал о смерти Кузьмина домашним. Эльза, вроде бы, восприняла эту историю без излишних переживаний. Только произнесла:
– Все-таки, я уверена, что не Игорь убил Михаила Александровича.
Да, теперь и я в этом не сомневался.
Почти. Но и маленькое «почти» исчезло через два дня.
***
Отпевали генерала Кузьмина в Никольском соборе. Без преувеличения можно сказать, что проститься с этим доблестным сыном Отечества пришли все достойные уважения изгнанники из России, находившиеся в ту пору в Нью-Йорке. Относительно небольшой храм был переполнен.
Не стоял ли среди нас таинственный маньяк, отнявший жизнь у генерала, а до этого, вероятно, и у Подгорнова, других людей?
Когда богослужение закончилось, и все выходили из церкви, разбиваясь, по обыкновению, на группы, ко мне приблизился Пантелей Тертышников, ведший когда-то дело об убийстве моего первого зятя. Да, он тоже был в Нью-Йорке: перебрался несколько лет тому назад в Соединенные Штаты из Египта.
Признаться, я не был особенно рад обществу этого человека. Бывший следователь людьми солидными почитался за персону в определенной степени одиозную.
Дело в том, что на Тертышникова, несомненно, наложили отпечаток тяготы нахождения в плену у красных во время гражданской, когда он безуспешно пытался пересечь линию фронта, перипетии, последовавшие после побега из большевистских застенков, по завершении которых он оказался разнорабочим в Анталии, и, наконец, длительное проживание в Египте – стране, знаменитой не только величественными сфинксом и пирамидами, но и изнуряющей жарой, способной отрицательно повлиять на душевное равновесие, умственное, да и физическое состояние непривычного к ней европейца.
Короче говоря, теперь, в Нью-Йорке, Тертышников был еще более худым, чем прежде, в Москве. Борода бывшего офицера полиции стала значительно длиннее и жиже. В крошечных глазах его появилось нечто болезненное. Заслуживающие доверия люди сообщали мне, что последствием приключений послевоенных лет стало более чем двухлетнее пребывание экс-следователя в одной из психиатрических клиник штата.
После столь продолжительного курса реабилитации он занимался тем, что руководил крайне немногочисленным и ультраправым «Обществом офицерских чинов полиции Российской империи», а также читал в колледжах бесплатные лекции об ужасах большевизма и его опасности для США, выдвигая при этом на первый план излишне радикальные соображения. Он ненавидел почти всех русских, живущих в городе, считая их в той или иной степени причастными к несчастьям, обрушившимся на нашу многострадальную Родину. Причем отношение свое к соотечественникам Тертышников редко когда скрывал, в том числе и в публичных лекциях, отчего, собственно, и снискал всеобщую неприязнь.