Мысли Тертышникова, не подозревавшего о моем интересе к нефритовой ручке, эволюционировали в совершенно ином направлении:
– Признавайся, ты – советский шпион и получил задание устранить генерала Кузьмина, – напирал он на китайца.
В ответ Фун-Ли, которому, судя по выражению его лица, опять стало хуже, апеллировал ко мне:
– Господин Феллер, ну скажите вы этому не в меру темпераментному европейцу, избившему бедного китайца, что знакомы со мной много лет и знаете меня как человека безупречного поведения.
– Послушай, Фун-Ли, почему ты обманываешь нас насчет происхождения своей раны? – спросил я его. – Почему не объяснишься начистоту?
– Я напоролся на гвоздь, – упрямо повторил китаец старую версию.
– Не смей лгать мне, желтолицая обезьяна! – заверещал Тертышников. – Ты убил генерала Кузьмина. А он, обороняясь, в свою очередь, выстрелил в тебя. Так ты и получил это ранение.
– Не называйте Фун-Ли желтолицей обезьяной, – рассвирепел я и строго предупредил экс-следователя: – Иначе я выкину вас из прачечной.
Вдруг китаец застонал, лицо его исказилось от физических страданий. Прижав одну руку к ране, он протянул другую в направлении экс-следователя:
– Очень прошу вас, отдайте мне эту нефритовую ручку. Я, кажется, умираю, и хочу, чтобы она была у меня…
– Не отдам, пока не признаешься в совершении преступления, – отрезал Тертышников, решительно взмахнув длинной бородой. – Для полной определенности мне не хватает лишь заключения специалистов, которые установили бы, когда именно тебя ранили.
– Но сейчас-то не считаете ли вы, что пока у вас практически нет сколь-либо веских оснований обвинять Фун-Ли в убийстве? – снова вступил я в разговор. – Мало ли, кто был возле клуба тем вечером? Мало ли в Нью-Йорке людей с револьверными ранами?
– Все равно не отдам ручку этому красному шпиону, – стоял на своем бывший офицер полиции.
«У него, определенно, опять начинается агрессивный период, – заметил я про себя и сделал вывод: – Настало время снова осадить его».
– Тертышников, верните Фун-Ли ручку, теперь не до ваших допросов. Разве вы не видите, что китайцу по-настоящему плохо, что он вполне может умереть.
– Пусть сперва откроет всю правду, – упирался экс-следователь.
– В таком случае я сам возьму ручку у тебя, – спокойно, но твердо посулил я и двинулся к Тертышникову.
Тот с видом праведника, готового к мученичеству, крепко прижал добычу к своей впалой груди.
***
Я медленно приближался к экс-следователю.
Меня остановил негромкий голос Фун-Ли:
– Умираю… не могу больше ждать… Да, я убил генерала Кузьмина. А сейчас, – сказал он Тертышникову. – Умоляю, верните мне ручку.