Как жалел он сейчас, что Хедин выбрал бегство! Сражаться пришлось бы не с Ракотом, а с тупыми его страшилищами, пожиравшими людей без разбору; начальствующие над ними чародеи старались держать их в узде, но получалось это далеко не всегда. Но какой отличный довод в свою защиту смог бы заполучить названый брат Владыки Тьмы!
Деревушка невдалеке от Живых Скал, где хорошо знали отшельника Хрофта, оказалась, к беде своей, на пути у целого сонма чудищ Ракота. Была ранняя весна, ещё не сошёл снег, и орда голодала. Отец Дружин не знал, кем был тот чародей, что управлял страшилищами, но нападению их на селение он не воспрепятствовал.
Старый Хрофт стоял посреди неширокого санного пути, один, загораживая тварям дорогу. Вокруг деревеньку ограждал невысокий палисад в одно бревно, он не сдержал бы голодных чудищ, но вид Отца Дружин, сверкание золотого меча в его руке не могли не внушать им ужас.
Голодные твари яростно шипели и рычали – множество обликов, самые причудливые очертания, распахнутые пасти, клыки, когти, хвосты, увенчанные шипастыми костяными шарами, толстые лапы, готовые топтать и давить. С вывороченных чёрных губ стекала тёмная слюна, копыта – у кого они были – рыли осевший, слежавшийся снег. Твари готовились к броску, а Отец Дружин готовился к бою, невольно вспоминая другую почти такую же деревню в День Гнева, когда ему удалось спасти тамошних обитателей.
Удалось тогда, удастся и сейчас.
Золотой меч с лёгким, едва слышным шорохом заботливо смазанной стали пополз из ножен.
Вот сейчас.
Но никакого «сейчас» не случилось – над чёрными рядами чудовищ вспыхнул золотистый свет, им в спину ударил небольшой отряд всадников: белые единороги, белые с золотом доспехи и плащи наездников, белое пламя, пляшущее на копейных остриях.
И предводитель, вернее, предводительница. В снежно-белой броне, что так шла к рассыпанным по плечам золотистым густым волосам.
На сей раз Гулльвейг сняла шлем и звонко расхохоталась, глядя прямо в лицо Старому Хрофту. Чудовища Ракота брызнули от неё во все стороны; правда, уйти удалось немногим. Отец Дружин готов был поклясться, что её воины ни в чём не уступили бы его валькириям.
Он остался стоять на краю деревни, а Гулльвейг умчалась, оставив по себе истоптанный снег, заваленный чёрными уродливыми телами чудовищ.
Разумеется, эта встреча не могла оказаться случайной. Мать Ведьм играла с ним, и какое-то время назад он, Хрофт, быть может, и поддался бы. Но – уже не сейчас. Гулльвейг и её дела О́дина больше не заботили. Какую игру она вела, как переметнулась от Ракота к Ямерту, кого предавала, кому лгала и какие преступала клятвы – было уже не важно. Его, О́дина, месть свершится без неё. И – он наконец-то вернёт своё, то, чего был лишён столь бесконечно долго.