— Иван Николаич, спасибо вам. Я отмечу это в представлении. — И он протянул старику винтовку с примкнутым штыком.
Старик сделал затяжку и протянул самокрутку Воронцову:
— Сорок…
Воронцов хотел сказать, что он не курит. Но взял самокрутку, затянулся и закашлялся.
А Иван Николаевич достал из кармана протирку и принялся чистить свою винтовку.
Когда стемнело, принесли термосы с горячей кашей. А еще через час приказ: общая атака дивизии отменяется, роте скрытно отойти на исходные; третий взвод остается в прикрытии; первый, второй и четвертый взводы оставляют дежурные пулеметы, при них — первый и два вторых номера; порядок отхода: первый взвод, второй взвод, четвертый взвод; место сосредоточения…
Воронцов отправил в тыл раненых. Убитых выложили на бруствер. В строю оставалось шестнадцать человек.
Зимняя заря гаснет скоро. Уже не осталось и следа малинового заката на морозном горизонте, закрашенном зеленой акварелью. Через несколько минут и зеленое зарево стало выцветать, переходить в чернильную синь.
Взводы уже снялись и начали отход. Немцы на флангах бросали ракеты, постреливали из пулеметов. Иногда выпускали две-три мины и затихали.
Когда шорох и шевеление в тылу прекратились и Воронцов понял, что в траншее остались одни они, со стороны НП пришел связной и передал приказ ротного: сниматься через полчаса и быстро отходить к первой траншее.
Все повторялось в его жизни. Однажды он уже исполнял подобный приказ. Но тогда он должен был держаться со своей группой гораздо дольше. Теперь — всего полчаса. И теперь у него есть взвод и надежный союзник — ночь.
Полчаса тянулись томительно долго. Никто не спал. Воронцов отыскал свою винтовку. Танк прошел рядом с трупом немца, под которым лежал «маузер».
— Петрович, я вот что подумал…
— Что?
— Зря мы кашей животы набили.
— Почему? Ты ж еще утром свой сухпай приел.
— Пуля в живот попадет… Знаешь, что бывает? Хуже всего.
— Никто не может знать, что будет через минуту. И лучше об этом не думать.
Разговаривали в ближней ячейке. Во время отражения танковой атаки здесь сидели бронебойщики. Теперь Карим со своим вторым номером дежурил на левом фланге.
— А спать ты не пробовал?
— Пробовал.
— Не спится?
— Да не в этом дело. Уснуть-то я уснул. Но чуть не обхезался.
— Во сне, что ль? — засмеялся боец.
— Ну да. Немец приснился.
— Немца испугался? Да вон их сколько! Только перед нашим взводом двадцать один труп. Лейтенант сам считал.
— Это ж мертвые. Мертвые уже не страшны. А мне живой приснился. Штыком — прямо в живот… Проснулся, а кальсоны мои… Жалко — кальсоны новые. Вот отдежурим здесь, отведут во вторую линию. В баню сходим.