— Хорошо, что не про попа и попову дочку…
Настроение Гордона Подольский не поддержал. Не ко времени тот с шутками.
— На, посмотри. — И Подольский передал Гордону бинокль.
— Будто и войны нет. — Гордон опустил бинокль. — Только пацанов на велосипедах не хватает.
— Велосипеды, Гордончик, деталь городского пейзажа. Я думаю, что здесь велосипеды впервые увидели в прошлом году, осенью, когда немцы наступали к Москве.
Девочка выгнала корову на луг, в зеленую отаву, подозвала к себе мальчика и ловко накрылась вместе с ним рыжей дерюжкой.
— Долго нам ждать придется.
— Сколько придется. — И Подольский снова поднял к глазам бинокль.
— Интересно, как им тут при немцах жилось? Новый порядок и все такое прочее…
— Как и везде. Спасибо товарищу Гитлеру за наше счастливое детство…
— Это да. Хотя корова вон, гляди, цела, теленок бока нагулял.
— Нашего главного ротного фуражира Куцаренки здесь не было. Остались бы от этого теленка только рожки да ножки. Хозяевам на холодец. В лучшем случае…
— Война выпускает из человека зверя. Вот он и гуляет, где ему вздумается.
— Да не где вздумается. Где этого зверя на цепи придерживают, а где действительно волю дают. Пережить-то они оккупацию пережили, но стадо, как видишь, невеликое.
— Ты думаешь, эта корова с теленком, да коза, — все деревенское стадо?
— А ты вначале смотри, а потом, когда что-то увидишь, думай. А не наоборот.
— Подожди. Сколько тут дворов? Десять-двенадцать?
— Восемь.
— Уже сосчитал?
— Сосчитал.
И, отвлекаясь от темы, Гордон вдруг сказал:
— Видишь, Подольский, как в твою голову легко входит наука господина майора. При таком усердии тебе скоро и подпоручика присвоят. Он тебе об этом еще не намекал?
— Не намекал. А знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что господин Радовский со мною намеками не разговаривает. А вот ты, Гордончик, свое звание, видать, не скоро догонишь.
— Мое звание всегда при мне.
— Это точно. — И Подольский снова усмехнулся, одним уголком рта. И шрам на его лице, рассекавший щеку и подбородок, натянулся.
Дождь шлепал по листве, стекал с деревьев на траву, на одежду лежавших под ними людей, еще сильнее увеличивая их раздражение и неприязнь друг к другу.
— Ты прав, Подольский. Ротный наш очень тонкий психолог. Послал нас с тобой на задание в одной группе. А в группе — два человека…
Они пролежали под дождем еще часа полтора. Подпаски к ним так и не приблизились на расстояние, с которого с ними можно было разговаривать, не опасаясь, что их услышат в деревне.
— Ладно. Уходим. Обойдем деревню с другой стороны. Если и там никого не встретим, пойдем по маршруту Самарина. — Смирнов положил карту в непромокаемый пакет, сунул за пазуху. — Вперед, Гордон.