К Константину прикрепили для литературной работы пресс-аташе посольства Харитона Харитоновича Басманова, ожиревшего человека лет тридцати двух. Пресс-аташе в свою очередь «прикрепил» к нему двух русских журналистов, бойко пишущих на английском языке.
В посольстве, после долгого перерыва, началась лихорадочная деятельность. Заскрипели перья, застучали машинки. За подписью донского казачьего полковника Константина Ермакова в прессе стали появляться статьи, призывающие англичан помочь своей союзнице России в ее борьбе с большевиками.
В столице Великобритании об этих статьях заговорили, Константином заинтересовались. С ним охотно знакомились. У него появились поклонники и поклонницы, любящие экзотику. Константина стали приглашать на приемы и обеды. Он входил в моду. Всякий рад был похвастаться знакомством с донским казачьим офицером. О донских казаках, как во времена Платова, когда он пребывал в качестве гостя в Лондоне, стали говорить и писать всякие чудеса.
У Константина появились деньги. Он сшил себе еще одну прекрасную казачью форму старой моды, поражая ею простодушных лондонцев. Его уже хорошо знали и почтительно встречали швейцары в ресторанах, кабаре и кафе-шантанах.
Несмотря на такую веселую, беспечную жизнь, на все развлечения и удовольствия, Константин тосковал по жене, Новочеркасску… Иногда он запирался в своей комнате, зверски напивался и, заливаясь пьяными слезами, предавался сладостным воспоминаниям о жене, о тихом Доне, о друзьях. Вспоминая о Вере, он содрогался от ярости и ревности, представляя ее в объятиях Брэйнарда.
Однажды Константин сидел в своей комнате у окна и тоскливо смотрел на дождливую улицу. Дождь, мелкий, осенний, надоедливо стучал по стеклу. Константина беспокоили думы о доме, о жене. Хотелось скорей на Дон… В дверь кто-то торопливо и настойчиво постучал.
— Войдите! — меланхолично сказал Константин, не двигаясь с места.
В комнату вошел взволнованный Саблин.
— Что случилось, господин посол? — не меняя позы, спросил Константин.
— Я вижу, полковник, вы заболели сплином, — сказал весело и вместе с тем встревоженно Саблин, тяжело дыша. — О, черт возьми, — приложил он руку к сердцу. — Мотор сдает… Эх, старость… Будьте готовы, Константин Васильевич. Сегодня вас примет военный министр Черчилль… Будем ждать звонка. Оденьтесь!..
Одевшись в синий казачий мундир, натянув на себя шаровары с лампасами, Константин стал ждать вызова… Саблин прислал за ним только поздно вечером, когда Константин хотел было уже раздеваться и ложиться спать.
У подъезда посольства стоял лакированный длинный черный лимузин.