– Что же теперь будет? – повторял Богдан, все еще не веря, что он сам, собственным ртом выдавал мафиозникам перевод безумных планов соседа. Пантелеймон, у которого, как всегда во время протрезвения, дико разболелась голова, лишь морщился от слов приятеля, бивших колоколом у него где—то за переносицей.
Утопив палец в кнопке звонка, Пантелеймон повторял про себя все то, что должен был сказать хозяину этого дома. Но дверь ему открыла Серафима.
Она взвизгнула, причем дважды. В первый раз, увидев на пороге супруга и всплеснув руками, а во второй, – мгновение спустя, получив удар прямой правой в челюсть.
– Чего разлеглась, сука! – крикнул Пантелеймон корчившейся на полу жене. – Накрывай на стол, хозяин вернулся!
***
Во второй раз улетая в Италию, Пантелеймон удостоился торжественных проводов. Энвера среди провожающих не было, впрочем достаточно и того, что он отрядил полномочную делегацию из четырех собственных охранников, глядя на которых Берку, чувствуя прилив веселости перед неизбежным страхом от перелета, не удержался от шутки.
– Не боитесь оставлять шефа без охраны? – подмигнул он албанцем, которые молча смотрели на него сквозь темные очки.
– Ладно, – кивнул Пантелеймон, не обижаясь на парней за то, что эскорт ему выделили не из стремления обеспечить безопасность. Албанцы банально следили за тем, чтобы Пантелеймон не сбежал до посадки. О том, что в аэропорту Бари его встретят другие албанцы, он узнал от Энвера.
– Мои партнеры в Албании, – уточнил Энвер. – Прибудут паромом, уже с оформленными документами. Сколько, вы сказали, машин?
Количеством автомобилей Пантелеймон итальянцев не ограничил.
– Да сколько хотите, – весело сказал он, покачиваясь от алкоголя и головокружения от успехов. – Хотите, мои албанцы завод Фиат целиком украдут?
Пятеро бандитов, обычных, совершенно не похожих на преступников итальянцев, может оттого, что все итальянцы выглядят как мафиозники, переглянулись, но пока решили повременить с убийством пьяного молдаванина и дрожавшего Богдана, заикавшегося при переводе. В итоге договорились на тридцати новых мерседесах, которые приедут из Германии через месяц. Времени, как объяснили Пантелеймону, достаточно, если, конечно, его друзья—албанцы настолько крутые, какими их презентовал Берку.
– Что, слабо? – прищурился Пантелеймон, сидя за столом с Энвером.
Серафима уже успела дважды поменять мужчинам тарелки, настрогать два салата и теперь спешила с горячим. Внесла блюдо с говяжьими фрикадельками по—албански, рецепт которых освоила для своего любовника и потенциального зятя. Краснота на ее щеке почти прошла, и Пантелеймон, выпив в одиночку – Энвер так и не притронулся к рюмке, – теперь даже жалел, что не вмазал жене посильнее. За унижения и страдания последних месяцев. За, мать ее, вероломную измену. Впрочем, он предпочел бы, чтобы компенсацию ему выплатили деньгами.