Он уже видел, как новый роман, первый, если быть точным, его роман меняет решительно все. Становится для «Окон Магадана» тем же, чем был «Иван Денисович» для «Нового мира». Возвращает русскую литературу во времена «Доктора Живаго», и это по меньшей мере. Возводит автора в ранг первых трех русскопишущих писателей, и отныне «большая двойка» навсегда становится «большой тройкой». Позволяет жене Викола завязать с карьерой тренера по фитнесу, а им обоим – обеспечить будущее, по меньшей мере, трем поколениям прямых наследников. Серджиу уже предвкушал рождение новой литературной легенды, прямо там, за столом его сына.
Увы, то лето запомнилось лишь гулом самосвалов за окном и дизельным смрадом, проникавшим даже сквозь наглухо закрытые ставни пластиковых окон. Все три месяца в доме напротив кипела большая стройка. Вначале к дому напротив пристроили стену, перпендикуляром и высотой в три этажа. Стена примыкала к балконам и оказалась частью будущей гигантской лоджии, сравнимой по квадратуре с площадью всей квартиры Виколов.
К сентябрю все стало ясно. Три семейства из дома напротив, частично объединив свои бюджеты, пристроили к многоэтажке три лоджии, огородив свои владения двухметровым частоколом из стальных прутьев. К началу осени на новых верандах уже были расставлены столики и удобные даже на вид кресла, пилось шампанское и с гордостью водили хорошо одетых гостей. Роман же оброс лишь первой главой, на которой и умер.
Ошибка крылась в самом замысле. Он слишком много взял на себя, придумав роман о тайном обществе жен миллионеров, убивающих своих мужей. Гудел под окном кран, мешался бетон, жужжал мат строителей, а к девятиэтажному дому в нарушение всех проектных норм пристраивались три дополнительные комнаты. Женщины были слишком расчетливы, чересчур коварны, они опутали сетями лжи и предательства всю Молдавию. Молдавию, в которой воняло соляркой, где на столе и экране ноутбука писателя оседала строительная пыль, в стране, где Виколу не давали сосредоточиться, и где заговор женщин нуворишей был не более уместен, чем заседание Генеральной Ассамблеи ООН в центре Гренландии. Однажды, повертев головой перед зеркалом, Серджиу понял, что за лето его виски стали совсем седыми.
Неоконченный, а по большому счету не начатый роман стал дурным знаком. После того лета Викол не писал почти год. Потом, вдохновленный письмом Румянцевой, попросившей рассказ в свежий номер, и ошарашенный тем, что его текстом, как признавалась главред, предполагалось «залатать дыру», он все же сел за работу. Вышло сразу три рассказа. Ни один из них в «Окна» не взяли, не удостоив Викола даже формальным ответом.