У магазина в крытом переходе, защищающем от метели, стояла, кутаясь в воротник, до боли знакомая фигура.
Она увидела меня издали и стала кричать:
— Е..ться хочу!
— Ты что! Не ори, бесстыдная!
— Е..ться хочу!
— Перестань! — взял я её под руку и поволок, не зная куда, лишь бы прекратила кричать.
Всё-таки, мой аналайзер что-то соображал на автомате, так как остановились мы, перейдя автобан, в глухом месте среди запорошённых сосен.
— Ну вот, ори теперь, сколько угодно, — сказал я, — никто сквозь лес не услышит.
Лариса повесилась мне руками на шею, перед глазами сияло красивое жаркое лицо, на котором вмиг таяли падающие снежинки. Слёзы катились из её глаз:
— Ты хотел мне изменить!
— Ты сама привела для меня Карину!
— У тебя было с ней, было!
— Я же сказал, что сразу проводил её домой, — опять соврал я и подумал, «ври, не ври — она читает мои мысли, только мне на это наплевать».
— Я прощаю тебя, — начала целовать она меня в губы, глаза, в лоб, — я люблю тебя!
— Мы же должны расстаться! — шептал я, а сам тоже целовал милое лицо.
— Должны! Но мы даже не простились! Пошли ко мне!
— Долгие проводы — лишние слёзы. Пойдём, провожу тебя до подъезда.
— Пойдём!
У подъезда я остановился и крепко поцеловал её:
— Прощай Лариса! Ты моя незабываемая любовь, ты дала мне столько, что я не могу унести!
— Нет, нет! Пошли ко мне, так не прощаются!
— Уже двенадцать, а у меня завтра на работе комиссия по приёмке.
— Вадик, ты бросаешь незабываемую любовь ради какой-то комиссии?
— Пошли! — решился я. Я хотел, я дико хотел её, я лишь боролся с собой.
Она раздела меня в своей комнате, побросав всё тут же на пол: пальто, костюм, нижнее бельё. Также молниеносно сбросила всё с себя, выключила люстру и увлекла меня на постель.