Впрочем, утехам с трактирщицей я предавался недолго – после медведицы все мои члены ныли, будто побывали в жерновах. Да и честно сказать, в кровать к трактирщице я, вообще, сунулся лишь по той же причине, по которой выпивший горькую пилюлю берет в рот ложку меду. Кому охота носить неприятную оскомину?
Наскоро покончив с трактирщицей, я поднялся к себе в номер и рухнул на кровать.
* * *
Мне снилось, что я танцую на балу. Открыв глаза, я обнаружил, что стою посреди номера в позе вальсирующего кавалера: руки были устремлены вперед и согнуты в локтях, как если бы они обнимали партнершу по танцам. Я был одет, и даже с кивером на голове. За окном светало; в номере был совершенный беспорядок, словно всю ночь здесь шла бесшабашная гулянка, в которой участвовало с дюжину гусар. Голова моя гудела, во рту все горело адским огнем. Я налил в стакан из бутылки, выпил и как-то само собою потихоньку запел.
Явившийся Тимофей принялся прямо на мне очищать одежду.
– Эва сколь репейников да шерсти к вам поналипло, – сокрушенно говорил он.
Я спросил у слуги, как ему спалось, но тот в ответ лишь крякнул.
Вскоре мы выехали. Я чувствовал сильный жар, и сон то и дело смежал мои веки, однако я сумел заметить, что корнет, ехавший со мной в одной бричке, чем-то сильно взбудоражен. Он беспрестанно ерзал, глаза его горели.
Я спросил – уж не случилось ли чего.
– Сегодня ночью я воспользовался вашим примером, поручик! – воскликнул Езерский. – И полагаю, что вы меня бранить не станете – я вел себя как настоящий гусар.
– Похвально. Но каким же именно моим примером вы воспользовались, чтоб стать настоящим гусаром?
– Я решил испробовать, каковы простые бабы, и… испробовал.
– И каковы же они оказались?
– Хороши! Точнее сказать – хороша! Я испробовал только одну! – воскликнул сияющий корнет. – Вы были совершенно правы – простые бабы отменны! Вообще, все было просто замечательно!
– А как же Елена Николаевна? – с усмешкой поинтересовался я. – Ведь, кажется, вы недавно говорили, что влюблены в нее?
– Влюблен! Конечно, влюблен! – с горячностью воскликнул корнет. – Но я не считаю связь со вчерашней трактирщицей изменой своей возлюбленной. Ведь это совершенно разные вещи: одно дело – высокая любовь и совершенно другое – естественные физиологические потребности. Измена физическая не означает измену моральную. И полагаю, что вы не осудите мой поступок.
– Я осуждаю лишь то, что вы лжете.
– Лгу? – воскликнул Езерский. – Извольте, поручик, объясниться!
– Что ж, извольте.
Тут я поведал корнету, не упоминая, впрочем, о медведице и бородатом извращенце, как сам этой ночью был у трактирщицы.