Ни на одно из предложений Катя не ответила. Ни одной записи на стене не оставила. Лишь изредка выкладывала треки немецкой группы «Nighthawks», играющей в стиле лаунж. Зачем, в таком случае, ей вообще нужен был аккаунт?..
И снова, как и два года назад, Вересня настигла мысль, что он упустил что-то важное. Что-то, что все могло бы объяснить и все это время лежало у него под носом. Мозолило глаза. Примерно так же, как Музей Арктики и Антарктики, втиснутый в тело бывшей единоверческой Никольской церкви; его куполу не хватало важной стилеобразующей детали, чтобы здание выглядело законченным. Креста на вас нет, подумал Вересень, проходя мимо музея по направлению к ближайшему подъезду в доме 22.
Звонить в квартиру на третьем этаже Вересню пришлось довольно долго. После каждого звонка он прикладывал ухо к потертому дерматину, пытаясь уловить хоть какой-то шорох. Поначалу за дверью было тихо, но когда Вересень совсем уже собрался уходить, где-то в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге возник загорелый парень лет тридцати, облаченный в пляжные шорты и помятую белую футболку. Точно таким же помятым выглядело лицо парня.
– Привет, – сказал он, не выразив никакого удивления.
– Привет, – ответил Вересень.
– Проходите.
Развернувшись, парень прошлепал босыми ногами вглубь квартиры. Вересень последовал за ним.
– Поздновато встаете.
– Поздновато ложусь. Сова, что тут поделаешь.
Через мгновение они оказались на кухне, чистой и светлой. Единственное, что портило ее – обилие вещей: слишком много полок, слишком много посуды на полках. Несметное количество бессмысленных и томных псевдодизайнерских штучек: морские раковины, толстые свечи, ключницы, коллекция винных пробок, с полдюжины настенных часов – с райскими птицами, с ретро-автомобилями, с кофейными зернами, с домашними животными, с очкастой девицей, углубленной в чтение томика Лавкрафта. А еще были статуэтки, африканские маски, целый полк новодельных японских нэцкэ и фотографии, заключенные в затейливые рамки. А на подоконнике, среди цветочных горшков, стояли двое стражей этого диковинного будуара – китайский позолоченный кот с поднятой лапой, в котором Вересень тотчас признал Манэки-Нэко[14], и позолоченная же трехлапая жаба с монетой во рту. Единственным инородным телом в девичьей светелке был плакат, висевший над столом. С плаката на Вересня взирал устрашающего вида качок со штангой, а надпись на плакате гласила:
МУТИРУЙ БЫСТРО И КАЧЕСТВЕННО
С
М U T A N T
Заякорившись на качке, Вересень несколько секунд раздумывал, с чего бы начать разговор. Владелец квартиры не вязался с Вернером Лоденбахом примерно так же, как не вязался раздувшийся от мускулов штангист с Манэки-Нэко. Но парень сам пришел к нему на помощь.