Как выбежал на улицу, проскочил несколько кварталов, поймал машину и приехал домой, помнит смутно. Уже дома вспомнил, что не запер профессорскую дверь. Стал искать ключи в нагрудном кармане пиджака – и не нашёл. Ждал, что со дня на день обнаружится кража в незапертой квартире – но время шло, всё было тихо, спокойно. И он тоже успокоился. Начал продавать марки.
* * *
Толик так и не смог сказать точно, на каком этаже видел он мужчину. Лестничный пролёт в подъезде широкий, с пятого этажа просматриваются площадки вплоть до первого. А парень был перепуган вусмерть – не до того, чтоб считать этажи!
Антон был разочарован. Сам он не сомневался: Толик видел убийцу. Ведь никто из жильцов подъезда и носа не высовывал из квартир в ту ночь, в районе половины первого – часа. Об этом есть показания ещё в том, первом деле – деле Карамышевой. Половина первого ночи – вот почти точное время выстрела, а, значит, и убийства, поскольку стреляли в квартире Карамышевых один раз. А мужчина вышел на площадку вскоре после этого. Убитый не мог этого сделать. Значит – третий участник драмы. Он был! Антон всегда об этом догадывался, а теперь знал точно.
Если бы Толик точно видел, куда, в какую квартиру вошёл мужчина, Антон бы вернул дело Карамышевой на доследование. И даже без признания Лидии добился бы её оправдания. Но сейчас так сделать невозможно. Показания Шмелкова будут иметь значение и весомость только если Карамышева признается: она была не одна, стреляла не она, а тот, третий…
Захочет ли она признаться? Один раз ведь уже отказалась… Но сейчас ситуация изменилась. Лидия Карамышева в тюрьме вот уже… сколько? Полтора месяца! А этого мало не покажется! Ох, нет – не покажется! И теперь, возможно, Антон сумеет её уговорить открыться. В свете новых объявившихся обстоятельств.
За час до отбоя в новую камеру вновь заглянул надзиратель и вновь назвал её фамилию:
– Карамышева, к начальнику
Мгновенно обожгла надежда: её здесь не оставят! Рука машинально потянулась за узелком, но надзиратель заметил:
– Без вещей.
Опять сердце сковал холод. Заложив руки за спину, Лидия вышла из камеры, стала лицом к стене, пока двери за ней запирали. Конвоир провёл её в административный корпус, в комнату рядом с кабинетом начальника колонии. Там навстречу ей поднялся человек в форме капитана милиции, и Лидия сразу узнала молодого следователя из её родного города – того, кто сочувствовал ей и пытался уговорить рассказать правду. Догадывался.
Капитан Ляшенко смотрел на женщину, не отрывая взгляда, со странным выражением, словно не узнавал. Лидия представила, какой он её видит. Её волосы, всё такие же густые, без седины, были коротко небрежно острижены тюремным парикмахером. Лицо осунувшееся, бледное, с бескровными губами и потухшим взглядом. А последнее время на лбу, щеках проступили какие-то пятна. Да и вообще она стала себя совсем плохо чувствовать: ломило тело, часто кружилась голова. Но ей было всё равно, о себе она не задумывалась…