Иногда Лычкин с горестью думал, что если бы он прочитал эти книги раньше, то не поддался бы всеобщей панике зарабатывания денег и не чувствовал бы себя ничтожеством.
После получения паспорта жизнь стала налаживаться. Потратил день и составил резюме, выдумав места, где раньше работал. Подал управляющему на рассмотрение. Может, оно и долго валялось бы в столе, если бы один из сотрудников не уволился. Оставив швабру, Лычкин почувствовал благодарность. Работа менеджера оказалась легче и приятнее. Через некоторое время после получения зарплаты, Лычкин смог снять комнату. Закрыв за собой дверь, испытал чувство радости. Свободный от храпа соседей, он может делать все, что пожелает: читать всю ночь или смотреть телевизор, который пока еще не купил. На требование хозяйки «женщин не водить» согласился с легкостью. Зачем усложнять жизнь себе и кому-то еще, если одиночество устраивает, а общения хватает и на работе? Должность обязывала: на распродаже купил костюм и несколько рубашек. Когда встал перед зеркалом у себя в комнате, заметил долгожданное изменение. Страх ушел. Улыбнулся своему отражению. Любить и принимать себя стало легче. Желание жить понемногу возвращалось.
Щербаков мерил шагами комнату. Галинка, стоя у окна, следила взглядом за его бестолковым мотанием. Только что между ними произошел серьезный разговор, после которого, обычно тихая и покорная половинка категорически заявила, что никуда его не отпустит. Хочет уезжать — пусть берет ее с собой. Или остается. Андрей взъерошил челочку, думая о том, что взять Галинку в Москву слишком опасно. Полная неизвестность изматывала. Никакой информации в прессе о разоблачении торговцев чужими воспоминаниями или поданных исков о лишении собственности от несложившихся победителей не появлялось. Ничего! Он даже как-то набрал номер телефона «Дотянись до успеха», но там никто не ответил. Куда делся Караев? Что произошло с Лычкиным, Эвелиной и прочими? Вопросы превращались в кошмары по ночам. Недавно обнаружил у себя в сумке диск с памятью Лычкина и долго вертел в руках. Надо бы найти его и вернуть. Хотя зачем, если стирательная машина больше не существует? И все же диск жег руки. Галинка, прижав руку к животу, присела на диван. Андрей ощутил, как злость отступила перед таким беззащитным жестом.
— У тебя что-нибудь болит?
— Нет. Малыш шевельнулся.
Андрей сел рядом и обнял жену. Если бы не сжигающие изнутри чувства, он бы радовался, что Галинке удалось забеременеть. Есть, конечно, небольшая угроза выкидыша, что дало доктору повод ограничить ее перемещения, но прогноз благоприятный.