Аймерик заплатил водителю. Это меня удивило, и Биерис тоже — она изумленно глянула на меня. Мы стащили тяжеленные куртки.
Тут Аймерик громко, басовито расхохотался и обнял водителя.
— Господи, Брюс!
— Он самый. А я уж боялся, что ты меня не вспомнишь.
— Ха! Встреча с тобой — пока первое приятное происшествие.
Он представил нас средних лет водителю, который, как выяснилось, был его другом в пору студенчества.
Я не сразу уразумел, что Брюс не был преподавателем Аймерика. И дело тут было не только в том, что Аймерик шесть с половиной лет провел в состоянии анабиоза. Кожа у Брюса была какая-то странная — как бы дубленая, что ли, и покрытая множеством бурых пятнышек. В седых волосах попадались отдельные пряди, которые, казалось, обработали отбеливателем. Я еще подумал: уж не из-за хлора ли в воздухе они так пострадали.
Аймерик и Брюс заговорили обо всяком таком, о чем обычно разговаривают люди, которые давно не видели друг друга.
И поскольку рассказать им друг другу нужно было о том, что произошло за много стандартных лет (последними письмами, как я понял, они обменялись еще до того, как Аймерик прибыл на Уилсон), разговор их продолжался весь час, пока мы ехали до Утилитопии. В Новой Аквитании таких больших городов нет. Согласно концепции, новые города там начинают строить после того, как старые достигают определенных размеров. Поэтому в итоге по мере внедрения архитектурных новшеств каждый город приобретает свой, особенный облик.
Здесь же занимались тем, что непрерывно расширяли Утилитопию.
Мы ехали, Брюс с Аймериком беседовали. Буря сменилась холодным дождем. Температура снаружи понизилась почти до точки замерзания. Зажглись фонари, стали видны дома. Большая их часть была похожа на бетонные коробки под остроконечными крышами. Даже церкви — и те были жутко похожи одна на другую. Низкий портик и очень высокий трансепт с двумя шпилями. Из-за этого церкви казались огромными стервятниками, готовыми спикировать на улицы.
Церквей здесь было очень много.
То и дело мимо нас проплывали трекеры, и свет их фар прорывался сквозь пелену дождя и выхватывал из тьмы стены домов — голубовато-серые или красновато-коричневые. Я вырос, можно сказать, за рулем вездехода, но теперь они казались мне жутко неуклюжими, старомодными. Мне стало, немного грустно от мысли о том, что и здесь они через год исчезнут, и их заменят спрингеры.
Я стал гадать: оставят ли здесь полосы на проезжей части, предназначенные для вездеходов-трекеров. В Нупето оставили огородили каменными бордюрами и раскатывали по ним на велосипедах, скейтбордах и самокатах. Но, похоже, здешний дух к такому не располагал.