— Погоди. Получается, он едет усмирять несогласных?
— По сути — да, но вслух об этом никто не скажет. Ну и не то чтобы усмирять, а так… напомнить кто в доме хозяин. А вообще, это тайна, так что ты… ну ты понимаешь?
С ума сойти. Что же получается, я не причём? То есть, путешествие не ради меня устроено?
А вслух сказала:
— Да, понимаю. — Потом взглянула на блондинку, пальцы которой что-то рисовали в воздухе, спросила: — Но если это тайна, откуда сама знаешь?
Её сосредоточенность сменилась лисьей улыбкой.
— Азимут и Эрик очень близки… — хитро протянула девушка. — А я страсть как люблю секреты выведывать. Знаешь, есть один способ…
Сам способ не удивил — собственно, после рассказа о «капитуляции», ничего другого от Клиссы и не ожидала. Ещё не ожидала, что буду краснеть до состояния переспелой помидорины и молить о прекращении пытки. А уж о том, что блондинка будет хихикать и приговаривать «Ты запоминай, запоминай! Глядишь, и самой пригодится!», не думала тем более.
Эрик мерил шагами спальню и глубоко дышал. Он уже пожалел, что взял колдунью в путешествие. Лучше бы оставил во дворце, под охраной и личным надзором Эдизы. Королева хоть и создаёт впечатление легкомысленной болтушки, отличается невероятной хваткой — собственно, именно от матери принц унаследовал эту черту. Эдиза не только сберегла бы девушку, но и вразумила! Объяснила, что дразнить Эрика нельзя.
Если бы Настя осталась во дворце, всё бы было проще. Он бы не впадал в ярость по поводу и без. Не бесился в попытке понять, что означал тот или иной взгляд, жест, вздох. И бессонница, будь она проклята, не терзала бы от ночи к ночи. Вдали от Насти, он бы обязательно разобрался в причинах столь сильного, почти болезненного притяжения. Он бы непременно остыл, а по возвращении… завёл себе новую фаворитку. Обычную, понятную, скучную.
Или, чем Бес не шутит, сумел бы совладать с несносной чужачкой. Просто так, из принципа. Ведь очаровать такую проще простого… если ум не затуманен страстью. Вон, Турту единственной улыбки хватило.
Воспоминание о том вечере заставило поморщиться. Хватая Турта за грудки, Эрик понимал, что поступает неправильно, но остановиться не мог. Только боги знают, каких усилий ему стоило сдержаться, чтобы не съездить по смазливой физиономии. И как хотелось вырвать язык, который смел уверять, будто та улыбка — знак поддержки, не более. Что Турт ни в коем случае не претендует на сердце колдуньи, что он по-прежнему влюблён в свою жену.
А Кардер? Разве он заслуживал той угрозы, что выпалил наследник? Хуже того — Эрик угрожал всерьёз. Он обещал прирезать, хотя прекрасно понимал — объятья с колдуньей вынужденные, в них нет ни толики чувств. А какие чувства испытывал сам? Зависть, прежде всего зависть. Ну почему она не споткнулась в прошлый раз, когда руку подавал не Кардер, а Эрик? Другие в его обществе не только на подножке спотыкались, на ровном месте упасть норовили.