Весь день жарко пекло солнце. Изнывая от зноя, Элиана то и дело прикладывалась к бурдюку с водой. И в один из этих моментов лошадь неудачно оступилась. Девушка едва не выпала из седла, но удержалась, а вот бурдюк, разливая воду, полетел в песок. Ругаясь самыми сочными словами, она спешилась и подобрала емкость, которая вся теперь была в песке и снаружи, и внутри. С тоской Элиана посмотрела на оставшиеся припасы. Их стоило растянуть на дольше, поскольку до ближайшего источника было еще дня два пути: они выбрали извилистый обходной путь, чтобы не встретиться ни с воинами Саладина, ни с крестоносцами. Поселений здесь почти не было, а колодцы встречались так редко, что воду стоило беречь.
Раздосадованная Элиана убрала испачканный пустой бурдюк в подседельную сумку и вернулась на лошадь.
Спустя некоторое время в горле стало першить от жажды. Сказывалось нервное напряжение и бессонная ночь. Когда она стала кашлять и тяжело дышать, из упрямства лишь не беря отложенную про запас воду, перед ее лицом возник бурдюк, из которого донесся манящий всплеск.
Она перевела хмурый взгляд на едущего рядом Закарию. Кажется, она это сделала впервые за то время, как они покинули монастырь. У него был скромных размеров тюрбан из ткани цвета песка, что позволит легко спрятаться в случае необходимости, и такого же оттенка кафтан. Платок закрывал нос и рот от песка, но на веках и ресницах, точно крупицы золота, переливались в солнечном свете песчинки. Он походил на духа пустыни, духа, дающего путнику слабую надежду, манящего его миражами к смертельной опасности.
Элиана отвернулась от предложенной помощи.
— Вода не отравлена, — платок заглушил его голос.
— Ты касался ее своими губами. Значит, отравлена.
Он тихо рассмеялся и убрал бурдюк на пояс.
— Когда-то мои губы касались тебя, но ты выжила. Видимо, мой яд для тебя не опасен.
— Не смертелен — да, но опасен.
Еще несколько часов они проехали молча, пока Закария вновь не нарушил тишину:
— С кем мы должны встретиться в Византии?
— Разве учитель не сказал тебе? Последнее время вы проводили вместе столько времени.
— Лишь потому, что ему нужен был целый день, чтобы выдавить из себя хотя бы два слова, — снова развеселился Закария.
Элиана фыркнула. Она была недовольна таким непочтением к старику, хотя сама и позволяла мысленно говорить о нем куда хуже. С того момента, как Закария похитил все внимание Натана бен-Исаака, она ощущала себя брошенной, лишенной внимания, и все еще хранила обиду. Но кто такой этот наемник, чтобы в подобном тоне высказываться о мудрейшем человеке?!