Мои глаза наполняются слезами.
– Мы с тобой одинаковые. – Голос у него тихий, злобный. – Красивые внешне, но с изгаженным нутром. Меня влекло к тебе, Мия, по той же причине, что тебя влекло ко мне. Мы с тобой одного поля ягоды. Жертва становится обидчиком. Или, в твоем случае, жертва остается жертвой.
Пелена спала с моих глаз. Как я не поняла это раньше?
Стандартная модель поведения.
У Форбса было такое же детство, как у меня. Такое же ужасное? Думаю, этого я никогда не узнаю. Но он тоже знает, что такое боль.
Значит, отец его тоже бил?
Меня вдруг охватывает жалость к нему. Скорбь по мальчику, каким он был. По детству, что было украдено у него так же, как у меня.
Потом я смотрю на мужчину, что стоит передо мной, и жалость мгновенно обращается в ярость. В исступленную ярость.
Он знает, что такое физическая боль, и все равно бьет меня.
А ведь он мог бы прервать цепочку жестокости. Мог бы просто меня любить. И я любила бы его беззаветно. Отдала бы ему всю себя. Свое сердце. Вдвоем мы могли бы исцелить друг друга.
А он вместо этого предложил мне ненавистные оскорбительные отношения патологической зависимости от партнера.
И теперь во мне осталась лишь зияющая пустота, облицованная ненавистью и горькой обидой.
Я открываю рот, чтобы сказать ему это… и тут меня осеняет.
Я ведь могу уйти… даже не уйти, а сбежать. Да, мне следует бежать.
Простая истина заключается в том, что я избрала единственный путь, который был мне знаком… продолжала быть той, какой была всегда. Той, кого создал Оливер. Я не пыталась обрести свое новое «я». Стать настоящей Мией.
Потому что боялась пытаться.
Гнев на собственную слабость вспыхивает в моей груди… набухает… распирает меня изнутри. Такое чувство, что я сейчас взорвусь под его давлением.
– Уходи, – говорю я, каким-то чудом обретя дар речи.
Он разражается беспощадным смехом.
– Ты порываешь со мной, Мия?
Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, хотя на это уходит все мое мужество.
– Разве у меня нет на то веской причины?
Он хватает мое лицо – больно щиплет пальцами мои щеки, потом резким движением оттягивает назад мою голову. Стискивает мое предплечье и рывком притягивает меня к себе. Я врезаюсь в его грудь.
– Итак, давай уточним. То, что я тебя луплю, когда мне вздумается, это нормально, но стоило тебе застать меня в постели с какой-то дешевой потаскухой, ты машешь мне ручкой, да?
Я морщусь от нажима его пальцев, впивающихся в мою руку, но отвечаю сквозь боль:
– Мое решение никак не связано с тем, что я застала тебя с той девушкой. Просто я наконец-то очнулась. Мне давно было пора бросить тебя. Я больше не буду для тебя боксерской грушей, Форбс. И ни за что не стану твоей шлюхой.