Всё у нас отобрали,
У нас отобрали всё.
Забросило в мир неслыханный,
В страшную круговерть,
Нету отсюда выхода,
Здесь свою встретим смерть.
Прежде грехи совершали
Ныне предъявлен счёт.
Всё у нас отобрали,
У нас отобрали всё.
К своим машинам прикованы,
Пашем, словно в аду,
В мире чужом замурованы,
Чужую лечим беду.
Дома по нам отрыдали,
Там перестали нас ждать.
Всё у нас отобрали.
Что ещё отобрать?
Не прав парень. У стен тоже уши есть. Зажигаю спичку, прикуриваю.
— О боже! Скорее прячьте выпивку!
— Что случилось?
— ПБ-девятнадцать на базе!
— А?
— Доктор Рат сейчас прибежит, всё пиво вылакает!
Слабость моей маленькой начальницы к пиву общеизвестна. Злые языки утверждают, что она в состоянии стрескать этого напитка многократно больше, чем весит сама. Правда, эта страсть уравновешивается её полным неприятием алкоголя в любой другой форме — от лёгкого вина до спирта.
— А я, между прочим, уже здесь! — возвещает Люси с высоты моего плеча, на котором она удобно расселась, щекоча хвостом моё ухо.
— О-о! Всё пропало! — застонал всё тот же насмешливый голос.
— Ну уж и пропало. До города сегодня всего восемь миль. Вполне можно за ещем сгонять.
Мне сунули в обе руки по откупоренной бутылке — для меня и для доктора, которая, милостиво разрешив не ходить в машину за её личной мензуркой, встала на задние лапы, с натугой наклонила поставленную на скамейку бутылку и присосалась к горлышку.
Ну а мне уж сам бог велел следовать примеру начальства. Булькаем. Свежее. Вкусное.
Присел на лавочку. Пихают гитарным грифом в бок:
— Играешь?
Тряхнуть нешто стариной? Взял инструмент, потеребил струны, подвернул один колок. О, теперь нормально. Что бы это мне такое… А, знаю. Хлопнул ладонью по деке, объявляю:
— «Гребец галеры».
Начало старой баллады народ воспринял прохладно, но помалу начали вслушиваться, примолкли. Подошли ещё несколько человек, образовали круг. Не ахти какой я музыкант, но пережившие долгие годы слова сами заставляли себя слушать:
…Нет, галеры лучше нашей
не бывало на морях,
И вперёд галеру гнали
наши руки в волдырях.
Как скотину, изнуряли
нас трудом. Но в час гульбы
Брали мы в любви и драке
всё, что можно, от судьбы.
И блаженство вырывали
под предсмертный хрип других
С той же силой, что ломали
мы хребты валов морских.
Труд губил и женщин наших,
и детей, и стариков,
За борт мы бросали мёртвых,
их избавив от оков.
Мы акулам их бросали,
мы до одури гребли
И скорбеть не успевали,
лишь завидовать могли…
[4]Звякнула последний раз струна. Разминаю уставшие пальцы. Сто лет гитары в руки не брал. Чей-то громкий шёпот:
— Братцы, это ж про нас! Такое только кто-то из наших сочинить мог!