Господи! Ну, у кого мне спросить совета? Растревожил меня Рой, разбередил душу. Волей-неволей мысли то и дело возвращаются к нашему последнему разговору.
Нет, я не герой. Я хочу жить. Хочу вопреки всему. Хочу, несмотря на то, что заведомо знаю — настоящей жизни лишился навсегда. Как бы ни рвалось моё сердце домой, башка холодно просчитывает шансы уцелеть в этом отчаянном предприятии и всякий раз с точностью арифмометра выдаёт неутешительный итог: от нуля они слабо отличаются.
Но ведь не ноль! Моим детям всё равно расти без отца. А вдруг? А если? Ну, всё-таки? Я, наверное, ничего бы не пожалел за возможность ещё раз, открыв калитку, увидеть: бегут по тропинке меж застарелых кустов сирени две мои дочки и сын с радостным криком: «Папа!» — и, повиснув на мне все сразу, вперебой начинают выпаливать последние домашние новости.
А на пороге — жена, тёплая и не причёсанная со сна, улыбается, завязывая поясок халатика. Открою дверь, и кот спрыгнет с печки, подойдёт, здороваясь. Блеснёт снизу вверх колдовским зелёным золотом глаз, без разбега, с места, взлетит ко мне на плечо, мягко потрётся щекой о щёку.
И самовар уже фырчит, закипая, моя любимая чашка ждёт на столе…
За это всё можно отдать. Всё, кроме жизни. Шура, говорю себе, жизнью ты и так рискуешь, порой не раз на дню. За что? За двадцать пять процентов надбавки к зарплате? Стоят они того? А такая возможность — стоит.
Нет, отвечаю. Там — другое. Психи воюют с нами, Мы — профессионалы, на чьей стороне — знания и опыт. В деле, предложенном Роем, в положении родимой клиентуры окажусь я, затеяв незнакомые игры с отлично владеющими своим ремеслом солдатами. Навык, приобретённый на войне, — за них, не за меня. Оторвут башку, будь уверен.
Но до чего ж стало здесь тесно! Нечем дышать. Тяжек воздух вертящегося мира. Хочу домой! Как мне быть?
— Всё зависит от тебя, — раздалось над ухом негромко, — от того, насколько в действительности тебе необходимо вернуться.
— Жизненно! — воскликнул я и только потом сообразил, что кто-то прочёл мои мысли. Кто?
Ну, конечно. Она это проделывает не впервые. Та, Которой Принадлежит Ночь, присела передо мной, совершенно как домашняя кошка, собрав все лапы в пучок на крошечной площади придорожного камня, выглядывающего из белой пены мелких пушистых цветов. Великолепная шерсть переливается серебряными волнами. Мудрые очи обратили синюю бездонную вечность в глубь меня.