— Что за Кузя? Каких своих?
— Пошли, сам зирнешь. Только сильно не высовывайся, коли у тебя не две головы, конечно.
Одна, увы. Я с осторожностью выдвинул её из-за оштукатуренного угла барака.
По двору валяются разорванные тела охраны — человек шесть, если не больше. Часовые на трёх вышках тоже расстреляны — двое распластались на земле, один повис на ограждении площадки. Не похоже, чтобы кто-то мог уцелеть — по ним молотили пулями долго и с чувством.
Четвёртая вышка подаёт признаки жизни — ствол пулемёта с навёрнутым на него длинным конусом пламегасителя ходит из стороны в сторону, пытаясь нащупать малейшее шевеление во дворе.
— Вон там он и засел, Кузя полоумный.
— Ну и зачем ты меня вызвал? Здесь работа для военной полиции.
— Мне — и легавым стучать? — оскорбился татуированный. — Западло! Да и чокнулся он, сто пудов. Всё орал, что не может глядеть, как пеньки мучатся.
— Кто?
— Да пеньки, — терпеливо объяснял Волдырь, — ну эти, из цеха. Их паук до того заморочил, что точно, как пеньки стали. Побазарить не с кем.
— Паук?
— Да ты откуда свалился, в натуре? — изумился собеседник. — Идём, покажу.
Длинный зал производственного корпуса заполняли стоявшие в четыре ряда высоченные стойки, выкрашенные в серый цвет. Наверху стоек крепились странной формы контейнеры, от них тянулись вниз блестящие яркие нити, концы которых болтались над наклонно стоящими на полу шестигранными рамами.
Перед каждой рамой — простой табурет с сидящим на нём заключённым. Лица людей отрешённо-отсутствующие, глаза пусты. Руки всех синхронно, как по команде, взлетают вверх, хватают нить, рывком сдёргивают и крепят сложным узлом на раме. Завязав узел, снова вздымаются, продолжая раз за разом бесконечное размеренное движение.
А ведь правда, по команде! Из скрытого где-то динамика несётся нечто вроде монотонной мелодии без слов. Руки работающих с точностью балерины совершают сложные эволюции в такт ей.
— Вон он, паук-то. — Волдырь показал вверх. Пение издавал, оказывается, вовсе не динамик. Над дальними воротами цеха, невесть как держась на стене, растопырилось многоногое чудище — не то гигантский краб, не то и впрямь паук ярко-золотого цвета. Шевеля членистыми лапами и помаргивая многочисленными красными глазками, монстр широко разевал беззубый клюв, откуда раздавались заворожившие арестантов звуки.
— Он их и дурит, чтоб плели лучше свою тряхомуть.
— Что здесь производят? — не мог понять я существо процесса.
— Там где-то у вояк штука торчит. Зеркало звать. Через неё сюда попадают. А это к нему запчасти. Сорок девять кусков — отражатель. Крякнет Зеркальце у фуражек — раз-два, и новое воткнут. Их тут до драной Фёклы уже напасли, на два века вперёд хватит.