— Во-во, — продолжила мышка, — так примерно я и рассудила. А Ольгерт Полли, простая душа, понаписал за пару недель, да и сдал в диспетчерскую, когда вдругорядь на базу прибыл.
Начальственное повеление к тому времени не то уже отменено оказалось, не то о нём просто забыли.
Пал Юрьич, знать, на Полли зуб имел. Будить его и спрашивать, что это за чертовня, он не стал, хотя мог бы. Переписал бы Ольгерт карточки, да и вся недолга. Нет, старший приволок их на минутку и стал принародно художественно зачитывать. У Ольгерта, видать, духу не хватило писать прямо то, что клиентура буровила, так что звучало это следующим манером:
— «Больной громко и неоднократно предлагает бригаде «Скорой» отправиться на мужской половой орган, потом переместиться в женский. Утверждает, что имел ранее половые сношения с родственниками врача, а ныне желает их иметь с членами бригады, далее надеется находиться в интимной близости с персоналом психиатрической больницы».
Народ — стонет и верещит. Юрьич читает дальше:
— «Больной именует фельдшера «Скорой» штопаным презервативом, а врача собакой женского пола, имевшей половые сношения. Утверждает, что будет вести с членами бригады гомосексуальную половую жизнь, при этом они предполагаются пассивными партнёрами».
Все легли вповалку и лапками подёргивают. Третья карточка:
— «На все слова и действия бригады «Скорой» больной реагирует либо упоминанием проститутки, либо энергичным пожеланием родителям членов бригады иметь половые сношения. В момент фиксации на носилках предположил, что сможет заниматься с водителем оральным сексом».
Смеяться уже никто не мог — только поикивали судорожно. Главврач даже нотацию прочитать не смогла — от слёз весь макияж растёкся. На том затея и кончилась.
— Знаешь, Люсинда, я вообще убеждён, что человек, который избыточно вежлив, либо лицемер, либо у него камень за пазухой.
— Интересная теория. Обоснуй, пожалуйста. Только не обзывайся, будь любезен. Меня не так зовут.
— Добро. Ты у нас не Люсинда, извини. Ты у нас Люссь.
— Сейчас укушу.
— Ещё раз извини. Ты у нас Люси Великолепная.
— Вот так-то лучше. Теперь излагай.
— Что тут особо излагать. Вот тебе хороший пример. Наш дурдом терапевт консультировала. Всё из себя невесть что изображала — не иначе, графиню. Уж такая утончённая особа — дальше ехать некуда. — Я смачно сплюнул в окошко. — Ну, вот раз бегут санитарки из палаты и орут на весь коридор: «Там больной на шестой койке обосрался!»
Мадам сморщила носик и пошла нравоучать: «Девочки, что вы себе позволяете, какое бескультурье, как вы можете, мы же медработники, для этого есть соответствующая терминология: «испражнение», «дефекация»… — Я ещё раз плюнул. — Заходит в ту самую палату, видит: горы грязных простынь, на полу огромная куча, и даже стены перепачканы. Почему так вышло — это отдельная песня, расскажу как-нить другим разом. Ну вот, увидала наша графиня всё это, глазки закатила и охает: «Господи, ну и говнища же!»