При работе на линии более распространены крупно написанные и жирно подчёркнутые надписи: «Осмотр производится в условиях недостаточной освещённости», «Доступ к больному затруднён» и т. п. Как упрекнуть доктора, что он не смог пощупать живот, стоя на голове?
Пример грубой отписки: «От осмотра отказался». Так лучше не писать. Даже если это правда. Утром, протрезвев, всё равно во всех бедах клиент будет винить врача. А вот более профессиональный подход: «Родственники больного оскорбляют бригаду, бестактно вмешиваются в проведение осмотра и лечения».
Одним словом, писать карты — искусство. И Люси им владеет вполне.
Раз уж разговор зашёл о картах вызова, не могу удержаться от рассказа о многозначности нашего слова. Там, дома. Прихожу с утра на службу, наблюдаю такую картину. Отработавшая свою смену психбригада в полном составе восседает за чайным столом. Помимо чашек, там стоит ёмкий пузырёк с зелёнкой. Доктор заполняет карту вызова, диктуя сам себе: «Ведёт себя вызывающе… Оскорбляет… Обильная нецензурная брань…» Водитель и фельдшер (за большую доброту души и неизбывную любовь к больным носящий кличку Пиночет) согласно кивают.
«Проведена психотерапевтическая работа», — завершает написание карты старшой. Члены бригады гнусно и долго ржут и возвращаются к прерванному занятию — смазыванию зелёнкой ссадин на кулаках.
Удивительно, как быстро я привык к своей необычной начальнице. Временами ловлю себя на том, что думаю о ней и воспринимаю её просто как женщину. Даже когда она сидит непосредственно перед моими глазами на приборной доске. Сомнения, которые я испытывал в её профессиональной пригодности, за эти несколько дней развеялись совершенно. Трудно не проникнуться уважением к существу, помещающемуся на ладошке, способному спокойно беседовать с разъярённым чудовищем, превосходящим размером и силой в сотню раз, если не больше. Вы, вот лично вы, станете общаться со взбесившимся слоном?
Э-э, похоже, приехали. Снова город. Основную часть работы поставляет город. Что, в общем-то, и неудивительно: и плотность населения здесь выше, и жизнь более нервная, беспокойная. На селе дурачка накормят, пожалеют. Он уже примелькался, стал привычной деталью пейзажа. Даже и не смеются особенно над убогим. Живёт себе, никому не мешает.
Не то в городе. Тесно, скученно. Соседи и родственники быстро устают от вполне даже безобидных выходок несчастного умалишённого. И того хуже — место занимает? Занимает. Кусок ему положи? Положи. А если он бабу приведёт? Ну как такое потерпеть! И начинаются жалобы: «Он же сумасшедший! А вдруг он чего сделает? А если он газ не выключит? У нас дети, мы за них боимся!» и т. д.