Славка застегивается.
И тут за окном начинают сигналить. Гудки звучат настойчиво и зло: длинный — два коротких, длинный — два коротких.
Плотники бегут переодеваться. Они весело переговариваются у вешалки. Сотрудник смотрит на Славку выжидающе. Тот подходит к двери и останавливается у порога с ключом в руке — ему надо закрыть бытовку. И молчит.
Плотники, переодеваясь, прямо-таки развеселились, то и дело пошучивают, обсуждают, куда же лучше идти — к девкам в общежитие или к Клавке, А Славка молчит. Он сумрачен, сосредоточен, стоит недвижно, с одеревенелым лицом. Нет больше веселого, улыбчивого Славки!
Он упорно молчит, стоит в выжидательной позе и держит ключ в чуть приподнятой руке. Ключ белеет в сумерках, как вознесенный предостерегающий и настораживающий перст.
Дверь затирается, и шаги уходящих удаляются в противоположный конец обширного гулкого коридора.
В бытовке устанавливается тишина. Бытовка постепенно остывает от шума, разговоров, ходьбы, беготни, неурядиц, от всех людских хлопот и забот.
БЕГСТВО В РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ
Вот ведь случись беда, всем понятное несчастье — обязательно сочувствие выразят, хоть внешне, а выразят. И форму придумают — какое-нибудь соболезнование, и деньги соберут. И вручат с этакими скорбными лицами. Тот же солидный товарищ и вручит. Но это если бы явная беда. А тут ведь так… Грязь. Пакость. Трясина. И вот — нескрываемое равнодушие. Кроме тех двух сотрудниц. Но ведь их всего две. А еще хуже — любопытство. Этакое гаденькое, со слюнкой.
Да чего там, вон даже друзья не могут понять. Хоть тот же Владимир Николаевич. Они только что вдвоем стояли с пивом близ вон той крашеной будочки. Он попивал и с удовольствием оглядывал два кустика акации с облезлой скамейкой и прохожих. А Сизов был озабочен своим. И тут Владимир Николаевич, недовольный, видимо, тем, что его настроения не разделяют, сказал:
— Да не принимай ты близко к сердцу. Все это мелочи, — он даже поморщился. — Не обращай внимания.
Скажите, какая великая мудрость. Тебя тычут носом в грязь, ты изо всей силы упираешься, не хочешь, а тебя все же тычут — и не обращай внимания. Нет, дорогой Владимир Николаевич, не мудрость это, а дремучая глухота.
Он так ему и сказал, не допив, вернул кружку и ушел. Хотя они собирались вместе идти в одно место. Короче говоря, еще с одним поругался. Ладно, черт с ним, уж все одно к одному.
Но с Владимиром Николаевичем, действительно, — мелочь. Забудется. А вот там…
Все линии сошлись в одной точке после того заявления, вся житейская муть — и с квартирой, и с работой да и с Наташкой тоже. Они словно подкарауливали.