И еще что-то будет очень важное. Но вот что — здесь никак не вспомнить. А только там. Либо по дороге.
Он еще соображал, что, пожалуй, ни к чему. Что ехать долго, автобусы ходят неудобно, особенно оттуда. Поэтому и бывал там изредка, только по большим праздникам. Но с другой стороны…
Он прикидывал и так и этак, а сам все решительнее шел в направлении автовокзала. По пути забежал в продовольственный и в детский — взял конфет и игрушки. В промтоварном прикупил подарки для сестрички и снохи. Получилось много свертков. Он купил портфель, сложил туда свертки. Стало удобно, легко и свободно.
Хорошо все-таки, что вовремя вспомнил. Хорошо, что получил зарплату и что сегодня пятница. И купить все успел, и билеты взял за полчаса до отхода автобуса.
Он поискал подходящее место в скверике неподалеку от стоянки. Нашел. Поудобнее устроился на скамейке, а на ее спинку откинул голову. Однако разморило его от пива.
Перед глазами замелькало — опять тот же нос, бездельные старухи на скамейках, солидный живот… Никуда от них не уйдешь — успел подумать. Потом все смыло. Потом они объединились в одну толпу и взялись преследовать. Гулкий топот уж стал настигать… И тут он очнулся.
Отовсюду слышался топот бегущих людей, нагруженных сумками, мешками и авоськами. Шла посадка сразу на два автобуса. С подпорченным настроением, с помрачневшим лицом, он отыскал свой, влез в него и сел справа у самого окошка. И опять заухало в глубине, в тех темных низких подвалах.
Автобус тронулся. Темные после дождя чужие дома то и дело поднимались по сторонам, смотреть на них неприятно было, но приходилось.
А автобус все шел и шел. И все дальше увозил от мрачных домов, от двора со старухами, от конторы и от всего, что с этим связано. Езда успокаивала.
Потом мелькнул край ярко-зеленого озимого поля, потом дерево или целая рощица, и еще что-то, и еще. Тут он опять вспомнил белоголовых племянников. Вспомнил, что будет скоро рубленый дом, который так убедительно внушает прочность и основательность. И еще что-то будет. Теперь уж скоро. Вот-вот наступит. Стоп! Не наступит, а уже есть. Светлое и просветляющее.
В нем что-то сдвинулось, что-то развиднелось там, в глубине, в самых низких, темных подвалах. В ту темноту пробился яркий оранжевый луч, который крепчал и ширился.
И он вдруг открыл, что, не отрываясь, смотрит за окно.
А там был лес, там вовсю сияла золотая осень. Двумя неделями раньше этот лес был куда как хуже. Он был уже не зеленым, но еще и не желтым, а так — что-то среднее, невнятно-серое. Еще непригляднее предстанет этот лес несколькими неделями позднее, когда по-солнечному сияющий наряд будет сброшен на землю и начнет темнеть, гнить и корчиться, сминаемый сырыми осенними ветрами. Но это когда-то еще будет…