Нет, слишком просто, слишком. Как может женщина с такой внешностью страдать от одиночества? И вообще, как она попала в этот город? И самое важное — как объяснить странные исчезновения дома и его возвращение? А что случилось с собакой, котом, велосипедом и мальчишкой с футбольным мячом? Впрочем, собака-то как раз вернулась — пес сидел на ступеньках крыльца в тот день, когда женщина разыграла передо мной свое представление, но он не отходил от дома более чем на пару ярдов и двигался как-то странно, словно загипнотизированный. Кота и велосипед я не видел.
Следовательно, верна моя вторая теория — теория рыбака и наживки.
Этот дом приходит к нам из будущего, сказал я себе. Они там изучают конец двадцатого века и хотят собрать кое-какие артефакты. Поэтому время от времени запускают машину времени, которая у них сделана в виде белого домика, чтобы подбирать наши игрушки, животных, газеты, все, что им попадется. А сейчас они пытаются поймать живого представителя человечества конца двадцатого века. Запускают приманку в виде красивой женщины — иногда голой — и подманивают на нее жертву, как рыбак подманивает зубатку на наживку из плотвы.
Безумная идея? Конечно. Но ничего лучше я не придумал.
Через десять дней дом опять исчез. Когда он вернулся — примерно через неделю, — женщины в нем не было. Наверное, ее отправили в отпуск. Однако они по-прежнему старались затащить меня внутрь. Как только я занимал свою обычную позицию у края тротуара, дверь тихонько приоткрывалась; правда, за ней никого не было. Она так и стояла открытой, поджидая, когда я не выдержу и подойду поближе.
Соблазн был велик, что и говорить. Я чувствовал, как с каждым днем меня все сильнее тянет к этому дому, какой все более тусклой мне начинает казаться моя жизнь. Я бросил поиски работы. Перестал заводить нужные знакомства. У меня кончились деньги, которых и до этого было не так уж много. Все, что у меня осталось, — это участие в программе и люди, с которыми я встречался на собраниях, и хотя это были очень хорошие, славные люди, я ни за что не стал бы заводить с ними дружбу, если бы не участвовал в программе.
Так почему бы, в таком случае, не подойти к дому и не заглянуть внутрь? Даже если меня схватят и отправят в год две тысячи девятьсот девяносто девятый и обо мне больше никто не услышит, что я теряю? Тоскливое существование в меблированной комнате в городишке, расположенном неизвестно где? Жизнь на последние копейки, которые я с удовольствием потратил бы на стаканчик «Джонни Уокера», а вместо этого хожу на дурацкие собрания, где такие же бедолаги, как я, упорно пытаются не дать своим лодкам пойти ко дну? Что бы я ни сделал, все равно хуже мне уже не будет. А возможно, станет так хорошо, что и сказать нельзя.