Но цепь потерь этим не закончилась. В апреле начались съемки нового фильма — долг Мэрилин перед «Фоксом». Речь идет о фильме с многозначительным названием «Так больше нельзя», ремэйке посредственной комедии Гарсона Кэйнина «Моя любимая жена» (1940) с Айрин Данн и Кэри Грантом[79]. На этот раз на фильм был приглашен Джордж Кьюкор, уже хорошо знакомый Мэрилин по съемкам «Займемся любовью!». Фильм, однако, снят не был, и в том чувствовалась своя логика. Мэрилин должен был отталкивать сюжет — не потому, конечно, что он по-голливудски (или по-бродвейски) поверхностен, поскольку легкомысленно обыгрывает, если вдуматься, очень непростую ситуацию, но потому, что сама ситуация должна была казаться Мэрилин специфически непростой. Некая Эллен, женщина, которую считали умершей (ее-то и играет Мэрилин), возвращается домой спустя семь лет и именно в тот день, когда ее муж (Дин Мартин) женился на другой женщине (Сид Чарисс). Эллен не узнают дети, и муж старается спрятать ее, чтобы она не попалась на глаза его новой жене.
Итак, ситуация «живого трупа». (Кстати, из всех ролей Мэрилин это — вторая, связанная со смертью; первая — Роуз в «Ниагаре».) Не знаю, обратила ли на это внимание Мэрилин, только что пережившая потребность выброситься из окна, еле выкарабкавшаяся из сумасшедшего дома (практически прижизненной могилы), но все ее поведение во время съемок, судя по сохранившимся воспоминаниям, продиктовано совершенно явным нежеланием, внутренним сопротивлением, безотчетным противодействием и сценаристу, и режиссеру, и актерам, с которыми она снималась. По поводу сценария она заявила, что заложенный в нем тезис о супружеской верности якобы выглядит анахронично и что бегать за своим мужем ее героине не к лицу. Пустяковость этих претензий к сюжету по сравнению с загробной исходной ситуацией, на мой взгляд, красноречиво указывает на подлинную причину нежелания играть в таком сюжете. У Сид Чарисс, исполнявшей вторую женскую роль, Мэрилин усмотрела «подсознательное стремление быть блондинкой» (волосы у Чарисс были светло-каштановые), то есть соперничество, попытку вытеснить ее из сюжета. Не важно, что на самом деле ничего подобного не было и быть не могло, — само подозрение Мэрилин дублировало основную ситуацию сюжета. Что же касается Кьюкора, то он совершенно неожиданно решил, что Мэрилин… душевно больна: «Мать ее была безумна, и бедняжка Мэрилин тоже безумна». Это кажется странным не только потому, что Кьюкор — человек трезвомыслящий и образованный, чтобы доверять таблоидным сплетням, но и потому, что двумя годами раньше на съемках «Займемся любовью!» между ним и Мэрилин царило согласие. (Кстати, по этой причине руководство «Фоксом» и назначило его режиссером нового фильма с Мэрилин.) Между тем подозрение в безумии мало того что лежало на поверхности представлений о Мэрилин журналистской братии и некоторых коллег, завидовавших ее славе, а эпизод с психбольницей только добавил масла в огонь; подозрение это давило и на саму Мэрилин — всю жизнь она боялась пойти по стопам бабушки и матери. А потому я задаюсь вопросом: не прикидывалась ли Мэрилин перед Кьюкором, будто она не в себе, не пыталась ли она подтвердить свою репутацию полоумной и тупоумной «звезды», капризно придираясь по мелочам то к тому, то к другому, в надежде, что будет изменен сам замысел, приближаться к которому она полагала для себя опасным, а противостоять ему — по контракту — не могла?