Но Мария ничего не могла ответить ему, вернее, она даже и не поняла, о чем ее спрашивают.
Но мистер Блоттон видел во всем этом руку господню, и, вероятно, был прав, хотя бы отчасти; скорее всего, Господь спасал не Эрика Блоттона, а Нелл, сидящую рядом с ним. Конечно, мистер Блоттон не понял бы этих путей Провидения. Он дважды в день начал благодарить Бога: первое благодарение относилось к его решению бросить курить, а второе — к тому, что он решил не продавать Нелл одному своему другу (такие вот друзья у мистера Блоттона), который поставлял всей Европе малолетних проституток, а решил за большую цену продать Нелл другому другу, который нелегально поставлял детей богатым усыновителям. Поэтому он оставил Нелл на попечение Марии и пошел договориться о цене.
— Девочка, белая, здоровая и красивенькая, — вот и все, что успел сказать мистер Блоттон, и Нелл была с жадностью выхвачена из его рук. На нее уже согласились, не глядя, бездетные супруги, живущие в замке неподалеку от Шербура: они не могли, по некоторым соображениям, удочерить ребенка легально. Эрик Блоттон получил сто тысяч франков — достаточно, чтобы прожить безбедно некоторое время, «опуститься на дно» и не появляться, пока не будет выплачена страховка.
— Выходит, я родился в рубашке, — сказал мистер Блоттон на прощанье Марии и громогласно рассмеялся, что с ним случалось не часто.
Таким образом, еще до наступления темноты Нелл была перевезена в свой новый дом и уложена в постель в спальне с башней; и ничего, что ветви деревьев скребли ночью по решеткам окон, что стены спальни были из неотесанного древнего камня, а пауки спускались и плясали на концах своих шелковых нитей.
Наконец-то руки, уложившие ее в постель, руки новых мамы и папы, были любящими, а мама и папа были добрыми и не ссорились друг с другом.
Тем временем Клиффорд поехал в Женевский аэропорт, чтобы встретить Эрика Блоттона с дочерью. Он приехал чуть позднее: тем более был он ошеломлен, увидев на табло, указывающем прилет самолетов, зловещее «Опаздывает».
Клиффорд первоначально намеревался послать за дочерью свою секретаршу Фанни: ту самую Фанни, с белой лебединой шейкой, неземным личиком и степенью магистра по истории искусства, всегда исполнительную, доброжелательную и вежливую. Но Фанни своим милым голосом и очень твердым тоном сказала, что чем быстрее увидит девочка знакомое лицо после перелета, тем будет лучше. И Клиффорду пришлось ехать самому. Он ненавидел слоняться без дела, ждать — и вообще пребывать в компании обыкновенных людей, разве что эта компания сулила какую-нибудь выгоду.