— Очень хорошо, — сказал я.
Он заслужил похвалу не столько потому, что нашел этот путь, сколько потому, что сумел вовремя остановиться. Это был путь только в одну сторону, и если бы мы вышли на улицу, обратно этой же дорогой вернуться бы уже не смогли.
— Что это за место? — Спросил Ратислав.
— Не знаю. Я тут ни разу не был.
— Осмотрим его?
Я покачал головой.
— Ты ведь чувствуешь, что по этой дороге обратно не пройти, не так ли?.. Поиск другого пути может занять слишком много времени. А нас группа ждет.
— Я… — Мальчик сделал неопределенное движение головой. — Я не знал, что этой дорогой нельзя вернуться.
— Ну ты же остановился на самой границе.
Он задумчиво кивнул.
— Было странное чувство… как будто там какая-то опасность… или как будто что-то непоправимо изменится, если я туда пойду.
— Вот об этом я и говорю. Пошли назад.
Я подсадил его, помогая залезть в окно, а затем, ухватившись за подоконник, подтянулся и забрался сам.
— Это не я придумал, — неожиданно сказал Ратислав, пока мы столь же запутанным и извилистым путем возвращались назад. — Я прочитал в одной книжке. Там… один человек… должен был пройти через семь арок в городе для того, чтобы попасть в другой мир. Но это фэнтези. Я даже не думал, что это сработает. Просто у меня не было других идей. Я начал искать арки и проходить через них… в какой-то момент у меня возникло чувство направления. И потом, эта улица с развалинами и лес… значит, это все по-настоящему… Но откуда тот человек, ну, автор книжки, мог об этом знать? Ведь это же просто фантастика.
— Люди отгородились от магической части мира стеной предрассудков и «здравого смысла», — сказал я. — Но она ведь от этого никуда не исчезла. И чувствовать ее люди не перестали, перестали только осознавать то, что чувствуют. Научились не обращать внимания. Вряд ли твой автор был психокинетиком. Но то, что он, как и множество других людей, с детства загнал в подсознание, все равно пыталось найти выход. Какая-то его часть чувствовала, как можно найти путь, но здравый смысл и культурные установки не позволяли ему отнестись к этому «чувствованию» как к чему-то серьезному, не позволяли даже толком осознать, что именно он ощущает. И в результате то, что он чувствовал, вылилось в форме сказки. Наверное, когда он писал, то чуть-чуть открывал дверь в подсознание, обычно надежно запертую. Позволял себе хоть в какой-то мере становиться свободным от культурных установок и предрассудков. Вот оно и просочилось наружу.
Ратислав долго молчал, а потом сказал:
— Но тогда могут быть и другие… Я имею в виду, если это фантастика, но там рассказывается нечто настоящее, тогда могут быть и другие такие книги, правда?