— Дил… — Она замолчала. Взяла меня за руку. — Я не понимаю, что происходит. Зачем кому-то сбрасывать на тебя бомбу? Это же бред.
— Зачем? Затем, что другие способы оказались неэффективны. Впрочем, — я усмехнулся. — С бомбой у него тоже ничего не вышло.
— У кого «у него»?
— Я не знаю. Директор знает. Завтра он вернется и все мне расскажет.
— Я не понимаю, как ты сумел выжить в термоядерном взрыве?
— Секрет.
Она поджала губы.
— Не доверяешь мне?
— Доверяю. Но существует техника, позволяющая подслушивать разговоры, находясь при этом на весьма солидной дистанции. Охотник и так слишком многое обо мне знает. Незачем облегчать ему жизнь.
— Ты думаешь, нас подслушивают? — Она замолчала и закрыла глаза.
— Уверен на сто процентов.
Она не ответила. Через несколько секунд она подняла руку и сделала сложный, запутанный жест, почти беззвучно шепча звуковой психокод. Я ощутил, как вокруг нас раскручивается паутина ее чар.
— Я не чувствую зла, — сказала она наконец. — И никакого… чужого внимания.
— Я тоже не чувствую, — сказал я, пожимая плечами. — Но это ничего не значит. Проблема с нашей способностью ощущать чужое внимание решается, если передоверить слежку технике. У роботов и механизмов внимания нет. Это не отдельная волевая сущность, собирающая вокруг себя свой мир, а… скажем так, элемент пейзажа. Где-то стоит машина, которая записывает наш разговор, а затем она передает запись куда-то еще. И уже запись просматривает живой человек. Но его внимания мы не уловим. Может, он вообще сидит на другой половине земного шара?
Бьянка поежилась и встала.
— Пойдем отсюда.
Я усмехнулся, но не стал возражать и тоже поднялся.
— Пойдем. А куда?
— Поехали ко мне? — Она посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ну поехали. — Я пожал плечами. — Посмотрим, где ты теперь обитаешь.
Ее симпатичный микро-ниссан синего цвета терпеливо ждал свою хозяйку на ШАДовской стоянке — вместе с женщиной-водителем внутри. Когда мы сели, я попросил Бьянку не мешать — хотел немного пообщаться с водителем в том же режиме, в каком недавно говорил с секретаршей. Бьянка воспротивилась. Пока мы спорили, водитель завела мотор и выехала на шоссе. Она делала вид, будто не слышит нашего разговора, но я ощущал исходящий от нее запах страха также ясно, как если бы она пахла не страхом, а чесночным соусом.
— Нельзя отнимать у людей свободу! — Заявила Бьянка непререкаемым тоном, словно глаголила самоочевидную Истину, с которой все должны были согласиться, лишь только ее услышав.
— Я не отнимаю свободу. Я ее даю.
— Да неужели? А со стороны и не скажешь.