– Торжество веры, ничего не скажешь… – Голос Тарика оставался таким же неживым.
Аль-Мамун не выдержал:
– Вера и учение Али тут ни при чем!
Нерегиль взорвался в ответ:
– А что тут причем? А, Абдаллах? За что их убили, а?! За что?! За то, что они оставались верны своим клятвам? А я тебе скажу, за что! Вашей ублюдочной религии все время нужны жертвы! Человеческие, сумеречные – неважно! Вам нужно все время проливать кровь! Карматы честнее, чем вы, ашшариты! Они хотя бы не прикрываются Именем Единого! А вы беспрерывно воюете…
– …а когда не воюете, то друг друга убиваете и чужое делите, – спокойно продолжил аль-Мамун. – Я помню, что ты мне тогда сказал. Но ты не прав.
Тарик прижал уши и зло прищурился.
– Ты не прав, – жестко повторил Абдаллах. – И я запрещаю тебе оскорблять веру, о самийа.
– И что ты мне сделаешь? Посадишь в тюрьму? Как твой брат? До следующего похода?
– Нет. Но я приказываю тебе прекратить поносить мою веру, Тарик. Когда-нибудь у меня будет время вступить в диспут и привести множество доказательств твоих заблуждений и невежества. Но в данный момент у меня нет времени для диспутов. Так что сейчас – помолчи. И не шипи на меня, о Тарик. Твое шипение мешает мне думать. Вот так.
В щель между ковриками на двери влетела муха и, нудно зудя, принялась биться о беленую стену, потом о ставни. Бззз… бззззз… стрекотание крыльев и снова настырное бззззз…
Свист и глухой удар прекратили зудение. В деревянной решетке ставни торчала джамбия. В наступившей следом мертвой тишине было слышно, как упало на ковер отсеченное лезвием мушиное брюшко.
– Хороший удар, – искренне поздравил он Тарика.
Нерегиль дернул плечом, пошевелил пальцами правой руки, джамбия с силой выдралась из ставни и, словно камень из пращи, вперед рукоятью влетела ему в ладонь.
– Ух ты, – пробормотал аль-Мамун.
Тарик с отсутствующим видом вдвинул кинжал в ножны.
– К тебе вернулась сила? – радостно поинтересовался Абдаллах.
Нерегиль молча поднял глаза к потолку.
– Почему не отвечаешь?
Тарик, не шевелясь, смотрел в потолок.
Черный кот вежливо кашлянул и сказал:
– Ты приказал ему молчать.
– Тьфу на вас на всех, – в сердцах плюнул аль-Мамун.
И глупо приказал:
– Не молчи.
– Вернулась, – переводя на халифа взгляд ледяных серых глаз, сказал самийа.
– Как бы мне хотелось, чтобы у аш-Шарийа была одна голова, – пробормотал своим мыслям аль-Мамун. – Я бы ее отрубил и принес халифату спокойствие.
– Хорошо сказано, – усмехнулся Тарик.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
– Кораблей не хватит, чтобы перевезти все войска в Басру, – сказал наконец аль-Мамун.