Айяров госпожи Мараджил лаонец считать не стал.
* * *
С низких, дрожащих мелкими листиками ветвей капало. Кривые, перекрученные на здешних ветрах стволы акаций торчали из каменистой рыжеватой земли. Сбившись в шумно дышащую кучу, все таращились на темные фигуры идущих под деревьями воинов. Подол стоявшей впереди Зайнаб-няньки был таким же, как у всех, – грязно-рыжим от глины, с прилипшими желтыми перышками опавших листьев.
Зайнаб подняла руку с судорожно зажатой джамбией:
– Не подходи, госпожа!
Ныряя под длинную мокрую ветку, Мараджил пригнулась и фыркнула:
– Да ты никак рехнулась, о женщина. Ты не отличаешь врага от друга, о Умм Шабзи.
В ответ та всхлипнула и задрожала всем телом, но руки с кинжалом не опустила:
– Всевышний мне свидетель, госпожа. Я вас к деткам не подпущу, во имя Милостивого.
Послышался жалобный всхлип.
– Ты о чем, о Умм Шабзи? – нахмурилась Мараджил.
– Опусти оружие, Зайнаб, – звякнувший из сумрака голос Якзана заставил кормилицу вскрикнуть.
Иорвет возник из-за спины Мараджил черной высокой тенью. Нянька попятилась под взглядом обморочно спокойных совиных глаз. Рука ее задрожала и опустилась. Зайнаб выдавила из себя, не в силах отвести завороженного, как на змею уставленного взгляда:
– Я ту одежку очень хорошо помню, госпожа Мараджил. Ну ту, что вы Аббасу прислали, от которой кошка сдохла… Мы с детками как раз в Шадяхе гостили. Госпожа, не подходите…
– Что ты несешь, о ущербная разумом? – рявкнула парсиянка, хватаясь за рукоять своего ножа.
– Ту одежду прислала не госпожа Мараджил, – вдруг сказал Иорвет.
В голосе его звучала бесконечная усталость.
– Помет Варагн и тысячи горных дивов! – яростно выругалась мать аль-Мамуна, и женщины возмущенно закричали, зажимая уши.
Мараджил это, правда, не смутило:
– Я прекрасно знаю, что это была не я! Хотела бы я знать, кто! А, Иорвет? А? Кто?
Зубейде мучительно захотелось вскочить и зажать сумеречнику рот ладонью. Но она не успела.
– Отравленную одежду для Аббаса прислала госпожа Буран, – вздохнув, четко выговорил лаонец и уставился в пустоту.
В душной влажной тишине на ветке набухала капля. Ее брюшко вытягивалось темной водой, словно прелая листва под ногами тянула ее вниз, вниз.
Капля сверкнула и упала, ветка вздрогнула и просыпалась дождиком.
Буран шумно выдохнула. И вдруг заикала, зашмыгала:
– Ыыыыы… Н-не… не я… я не буду… я не…
Развернувшись всем телом, Зубейда размахнулась и влепила пощечину по обрюзглому, замазанному сурьмой лицу. Женщина визгнула, Зубейда ударила снова – наотмашь, не жалея пальцев.
– Мразь… Тупая несмысленная мразь… – прошептала она, придерживая ушибленную – попала по подбородку – ладонь.