Откинувшаяся на сиденье, совершенно расслабленная, с обрамляющими лицо мокрыми кудряшками, может, она и говорила с чистой и искренней непосредственностью ангела, но начинала выглядеть слишком женственно и соблазнительно.
– Ну что ж. Вот они и согрелись. – Грегори распахнул полы сюртука по совершенно эгоистичным причинам. Ему необходимо избавиться от нее, и чем скорее, тем лучше. Леди Пиппа Харрингтон и не подозревает, насколько она опасна. Куда опаснее, чем он.
И словно в доказательство этого она убрала ноги с его груди только с большущей неохотой и долгим женским вздохом.
– А теперь, – Грегори снова полез под сиденье и сделал большой глоток отцовского виски, чтобы притушить огонь, бушующий в паху, – ты переоденешь панталоны.
– Нет, – твердо заявила Пиппа. Всему есть предел, и эту грань она переходить не намерена.
– Но ты должна.
Никогда прежде она не видела Грегори таким. Что с ним? Может, его лихорадит? Или что-то болит? На сонного он определенно не похож. Он выглядит так, словно кто-то дал ему ведьминого зелья, от которого он либо уснет, либо сделается очень нехорошим. Порочным.
– Даже не думай об этом, – предупредила она, хоть при воспоминании об их поцелуе в саду сердце и забилось быстрее.
– О чем? – Грегори внезапно вновь стал выглядеть совершенно нормальным.
– Мы закончили с переодеванием. – Пиппа произнесла это четко и ясно, чтобы напомнить себе, что она решительная, волевая и никто не помешает ей поехать в Париж, особенно Грегори.
Он покачал головой:
– Тебе надо переодеться полностью.
– Я не могу. Я… я правда не могу снять эти панталоны, так что, пожалуйста, не проси.
Он довольно долго смотрел на нее, потом на его лице промелькнуло понимание, которое исчезло так быстро, что могло просто показаться Пиппе.
– Понимаю, – пробормотал он. – Если мы обернем твои ноги одеялом, это должно помочь тебе согреться.
И тут до нее дошло. Он подумал… он подумал, что у нее месячные! Откуда ему вообще о них известно? Да, наверное, неженатые мужчины знают, но как они узнают? Ей никто ничего не рассказывал, даже мама. Она сказала Пиппе, что, когда она станет старше, ее каждый месяц будет навещать особая фея, и было ужасным разочарованием узнать, что это за фея.
– Это не то, что ты думаешь, – выпалила Пиппа.
– Я ничего не думаю. – Лицо его было безмятежным. Лицо истинного джентльмена.
– Нет, думаешь! Но ты ошибаешься. На самом деле… – Она жаждала признаться; все лучше, чем то ужасно смущающее предположение, которое он сделал. – На мне нет подштанников. Мы в деревне не носим их. Вы, городские, возможно… я слышала, они в моде, но к чему лишняя стирка?