«Мамы больше нет», – вспомнилось ему. И вдруг острая боль утраты пронзила его беспощадным разрядом молнии, Алексей застонал и, уткнувшись в ладони, разрыдался.
* * *
Он проснулся посреди ночи – почудилось, точно кто-то позвал его, окликнув по имени. Алексей сел на кровати, всматриваясь в темноту, оглядел комнату… у порога стояла мама.
Он явственно различал ее в полутьме, но не мог поверить своим глазам. Мама была одета совсем как в том чудесном сне, где ему явилась Богоматерь – пуховая кофта, платок.
– Мама, – тихо позвал он, – мамочка…
Она, улыбаясь в полумраке, тихонько приблизилась к кровати, положила ладонь ему на макушку – Алексей ощутил тепло человеческой плоти. Мама молча погладила его по голове – как часто делала это в детстве, приглаживая непокорные сыновни вихры. Он взял ее ладонь, поцеловал, орошая слезами.
– Спи, сыночек, – донеслось до него, – спи, родной…
И он, откинувшись на подушку, вмиг заснул.
* * *
Алексей вышел из церкви, где поставил свечку, помолился – все как полагается в таких случаях. Сел в машину и поехал на кладбище.
Стоя возле могилки, долго смотрел на памятник, губы шевелились, читая: «Смирнова Евдокия Николаевна».
– Мама, – прошептал он, – я знаю, что у тебя все хорошо.
Он обвел взглядом окрестности, глянул вверх, на небо, и улыбнулся.
– Ты жди меня, слышишь? Всех нас дождись. Однажды мы придем… я приду, и мы снова будем вместе. Я буду скучать по тебе, мамочка. Но… до поры.
Солнце выглянуло из-за облаков, озаряя светлыми лучами землю. И тут же весело зачирикали пташки. Алексей поправил цветы на могилке и неспешно направился к выходу.
История четвертая. Время собирать
Где-то там, на пороге сознания, заскреблась непрошеным мышонком мысль и слегка удивила, что жизнь его через триста шестьдесят дней перевалит за сороковник. Виктор Муромов усмехнулся. У него и привычки-то такой не было – отмечать свои дни рождения, а тут вот как-то спонтанно получилось, хотя и дата была не круглой. Пришли трое сослуживцев, без жен – он решил устроить мальчишник – и без мундиров; впрочем, они и на службу ходили чаще всего во всем цивильном, так уж у них, разведчиков, было заведено. Виктор же, сколько себя помнил, какие только прикиды не примерял – чуть ли не всех стран и народов. Лохмотья клошара и тысячедолларовые смокинги, монашеские рясы и камуфляж – любые тряпки смотрелись на нем как собственная кожа, а однажды даже пришлось наряжаться в дамское платье и изображать из себя трансвестита. И все – ради целей, которые ставила перед ним Родина.
Что же сталось с Родиной? Была великая держава, а теперь остались от нее рожки да ножки.