Светящееся золотом лицо, из сияния – взгляд, с интересом.
Сияние. Любопытный взгляд. Прямо как в то утро. Две золотых фигуры: «Запечатывайте». Холодный пол проклятой масджид, насмешливый интерес – выживет ли? Пытливые любознатцы. Один из тех, кто помог его уничтожить, был из Лаона. Тогда это было просто место на чужой карте. Когда-нибудь он, Тарег, найдет этого ученого мага. И второго, из Ауранна, тоже найдет.
Его ответа ждали. Ну что ж:
– Я здесь так давно, что непонятно, из Ауранна я или нет, – сказал Тарег – по-аураннски.
Не придерешься.
– Я так и подумал, – довольно хмыкнули сверху. – Хотя, по правде говоря, ты больше на туатега смахиваешь. Вот только ее при тебе нет. Нет, правда, ты не из Туатанн?
– Я даже не очень знаю, где это, – пробормотал он в ответ. – А что за она?
– Ну как же, она. Сама-она, – с готовностью ответили сверху. – Меч.
– Ничего не понял, – честно ответил Тарег.
И сплюнул.
– Ты дремучий какой, – захихикали сверху.
И дернули за руку, помогая подняться.
– О достойнейший сын племени Сумерек! Я рад, что ты остался жив!
Грамматист. Аз-Захири смущенно топтался, так и прижимая к груди бумажки. Поди ж ты, не рассыпал и не потерял.
Амаргин оказался высоким. И щегольски – ну, по местным меркам – одетым. Бишт – дорогая вещь. И кобыла у него была потрясающая – гнедая, высоченная, в вызолоченной сбруе и шайтан знает каким числом побрякушек на поводьях. Там даже висели золотые полумесяцы – с хрустальными, поди ж ты, подвесочками. Поэтому кобыла звенела, как убранная к выходу королевы дама: в Гар Эрнионе придворные красавицы тоже носили прорезные серьги с колокольчиками.
А еще оказалось, что на невероятно красивого, под стать элегантному лаонцу, Тарега – синяк на ссадине, губа, как всегда в последнее время, кровит, лохмотья подраны – смотрит не один Амаргин. За спиной лаонца молча стояли и смотрели еще трое: двое мужчин и женщина, самая правая. С двойным, расходящимся как слои парадного платья ореолом, – ждала ребенка. Совсем крошечного, сердце только-только начало тукать.
– Ну и вид у тебя, братишка, – хмыкнул тот, что стоял справа. – Ты всегда начинаешь драку один против всех?
– У меня это в крови, – пробурчал Тарег, осторожно промакивая уголок рта.
– Как нам тебя называть? – спросил Амаргин.
– Как все называют. Стрелок. На ашшари – Рами.
– Тогда побереги силы, Стрелок, – нехорошо усмехнулся лаонец. – Шейхи решили, что завтра утром мы отправляемся в Хайбар. Ты слышал о Хайбаре?
Он слышал. Говорили, что самийа, если его распять, умирает долго. Бедуины хмыкали, рассказывая, как кто-то выиграл чуть ли не сотню дирхам, поставив на одного из подвешенных на мосту сумеречников: тот чуть ли не две недели продержался, дольше всех из пятерых распятых, на радость сделавшему ставку ашшариту. Еще рассказывали, что к концу первой недели все начинают просить воды. Кто-то раньше, кто-то позже. На это тоже делали ставки.