Они потеряли четырнадцать человек. И двоих сумеречников.
Аллиль лежал на лестнице через два тела от Лейте. С распоротой «невозвратным» копьем грудью. Наконечник у такого копья длинный, как шило, а под ним – два шипа, чтоб выдирать, так с мясом.
Амина сидела у тела мужа и бессмысленно таращилась в пустоту. И медленно, в сотый, сто первый, сто второй раз перебирала шнуры верблюжьей шерсти с того самого копья.
Из-за кучи хмыкнули:
– А вы б сдавались. Взяли мы крепость вашу, взяли.
– Врете, – зло выдохнул Абу аль-Хайр.
– Не врет, – тихо-тихо сказали Тарег с Сенахом.
– Шихна ваш визжал, как свинья, когда мы подвешивали его на столб, – засмеялся невидимый кармат. – А нечего было упираться. Мы предлагали сдаться, так он не сдался. Пришлось примерно всех наказать. Ножиками… – голос сорвался в тихое хихиканье.
Тарег с Сенахом молчали. Ибн Сакиб посмотрел на них – и не стал ни о чем спрашивать.
– А баб, сладких самых, мы оставили, – продолжил, отхихикавшись, голос из-за кучи. – У нас тут в масджиде вашей такое веселье идет – ух…
Это объясняло крики и мелькание огней у портала здания. Как только захлебнулась последняя атака и вокруг подзатихло, топот, крики, женские подвывания и пронзительные вопли быстро полезли в уши.
Так что «веселье» они слушали уже довольно давно. Хотя – что значит «давно»? Какая длинная, однако, ночь…
– Можем вам уступить парочку, у нас их много, – снова захихикало из-за кучи. – А вы муллу-то не позовете? А то нехорошо, без наставления-то и без правильного напутствия… А?..
– Эй! – заорали через площадь от черной, подсвеченной изнутри факелами, оскверненной масджид. – Иди, Шейбуб, твоя очередь!!!..
– Ты бы шел, о незаконнорожденный, – бормотнул про себя Селим, сжимая пальцы на рукояти джамбии. – Ты бы шел…
Из-за торчащей руками кучи трупов никто, тем не менее, не вышел.
Голос затих, и мертвые тела сноровисто, быстро растащили.
* * *
Ночь, непонятно, близко ли утро
Площадь мертво молчала. Крики в масджид стихли – давно?
Небесную высоту заволокло тучами, ни одной звезде не проклюнуться.
Огней карматы не жгли.
Тихо.
– Что-то странное. Ушли, что ли?.. – осторожным шепотом поинтересовался кто-то.
– Стоят. Россыпью. В переулках, – тихо отозвался Амаргин.
Ему отпустило грудь, и теперь лаонец, морщась и потирая ушибленное место, стоял и держался за длинную щепку. Щепка торчала из оковки выбитых ворот: оковка осталась, дерево разлетелось в стружку.
– А чего ждут? – не очень любопытно спросил кто-то другой.
Вдалеке все так же гудел пожар, время от времени вспыхивали, как искры, крики.