Я знаю, под безразмерной футболкой страшно выпирают ребра. Этим утром, укладывая Пейдж, я видела, насколько она худа. И мне больно на это смотреть. Под глазами моей сестры залегли круги, ее руки похожи на веточки, а она сидит на траве в компании псевдопитомцев и играет с монстрами в медсестру.
Я заметила, что Пейдж старается сидеть как можно чаще. Должно быть, экономит силы. Она же просто умирает с голоду.
Чтобы направиться к ней, приходится себя поуговаривать. Неважно, сколько времени я провожу с саранчой, привыкнуть к ним – выше моих сил. Благо, пока я иду, они успевают убраться.
Я опускаюсь на траву рядом с Пейдж и показываю ей угощение.
- Помнишь папины сэндвичи с тунцом? Ты обожала их, пока не стала вегетарианкой.
Я открываю консервную банку и киваю на бледно-розовую рыбу.
Пейдж отшатывается.
- Помнишь, как папа сооружал на хлебе смайлики из тунца? Они на целый день поднимали тебе настроение.
- Папочка придет?
Ей хочется знать, когда он вернется. Но ответ таков: никогда.
- Он нам не нужен.
Если честно, было бы здорово, если бы он вернулся. Но не уверена, поступила бы так сама, окажись на его месте. Интересно, помнит ли он о нас?
Пейдж смотрит на меня глазами олененка Бэмби:
- Скучаю по нему.
Я пытаюсь найти слова утешения, но во мне совершенно пусто.
- Я тоже.
Подцепив кусочек тунца, я подношу его к лицу сестры:
- Хотя бы попробуй.
Она печально качает головой.
- Ну же, Пейдж.
Она пристыженно смотрит вниз, а я с ужасом разглядываю ее впалые щеки и острые ключицы.
Я кладу рыбу себе в рот и принимаюсь медленно жевать.
- Вкусно.
Сестра украдкой смотрит на меня сквозь завесу волос, прикрывших ее лицо.
- Ты голодна? – спрашиваю я.
Она кивает. Ее взгляд на секунду перемещается на бинты на моем плече – на них проступила кровь.
Пейдж отворачивается, будто ей неловко за себя, и поднимает глаза в небо – на саранчу, кружащую прямо над нами. Но она ничего не может с собой поделать и продолжает коситься на бинты, ее ноздри раздуваются, как если бы в воздухе витал аромат чего-то аппетитного.
Кажется, мне пора.
Я опускаю банку на землю, и тут раздается звериный вой. Так могла бы кричать гиена, смех которой, я, к слову, наверное, даже не слышала. Но я инстинктивно узнаю позывные хищного зверя. И от этих звуков волосы встают дыбом.
Слева я замечаю тень, мелькнувшую за деревьями.
Еще одна появляется между ветвей, а за ней еще и еще.
Когда одна из них выглядывает из-за ближайшего ствола, я вижу крылья и острые зубы.
Адские твари.
Прорва таких тварей.
Рощу, окружающую холм, наводнили мрачные тени, они мечутся меж деревьев, подбираясь все ближе и ближе.