— Прямо, как в этих ее историях, — рыдала она. — Принцессу выгнали, некому ей помочь.
Мисс Минчин никогда не была такой сухой и жестокой, как через несколько часов, когда Саре велели зайти к ней.
Саре уже казалось, что праздник ей приснился или был когда-то давно, у кого-то другого.
Все убрали, гирлянд больше не было, парты расставили по местам. Гостиная мисс Минчин стала такой как всегда, и хозяйка ее переоделась в свое обычное платье. Велела переодеться и девочкам, а после этого они вернулись в класс, чтобы все обсудить друг с другом.
— Скажи Саре, — велела сестре мисс Минчин, — чтобы зашла ко мне. И объясни получше, что я не допущу никаких истерик и сцен.
— Сестрица, — сказала мисс Амелия, — она очень странная. Она не плачет. Помнишь, она не плакала, когда капитан уехал в Индию. Когда я рассказывала ей, она стояла молча и слушала, только все бледнела, да глаза становились больше и больше. Потом она посмотрела на меня, у нее задрожал подбородок, и она убежала наверх. Многие девочки плакали; но она их как будто не слушала, она ничего не слышала, одну меня. Так странно, когда тебе не отвечают. Ведь если ты говоришь что-нибудь особенное, ты думаешь, хоть что-то скажут…
Никто кроме Сары не знал, что было в ее комнате, когда она закрыла дверь. Она и сама запомнила только, что ходила от стены к стене, повторяя каким-то чужим голосом:
— Папа умер! Папа умер!
Как-то она остановилась перед Эмили и отчаянно закричала:
— Эмили! Ты слышишь? Папа умер! В Индии, так далеко…
Когда она вошла к мисс Минчин, лицо у нее было белое, круги под глазами — черные. Она ничуть не походила на розовую бабочку, летавшую от сокровища к сокровищу в разукрашенной зале. Перед начальницей стояло жалкое, почти смешное созданье.
Сама, без Мариэттиной помощи, надела она черное платье. Оно было ей коротко и узко, ноги казались слишком длинными. Черной ленты не нашлось, и короткие густые волосы падали вдоль щек, подчеркивая бледность лица. Одной рукой она прижимала к себе Эмили, завернутую в какую-то белую тряпку.
— Положи куклу, — сказала мисс Минчин. — Зачем ты ее принесла?
— Нет, — ответила Сара. — Не положу. Кроме нее, у меня никого нет. Ее подарил папа.
Мисс Минчин всегда становилось при ней не по себе, стало и сейчас. Девчонка говорила не грубо, а твердо и холодно, и отвечать ей было нелегко — быть может, потому, что директриса знала, как бессердечно она поступает.
— Теперь у тебя не будет времени на кукол, — сказала она. — Придется работать, приносить пользу.
Сара молча смотрела на нее большими странными глазами.