Маленькая принцесса (Бернетт) - страница 46

Эрменгарда засмеялась.

— Ой, Сара! — воскликнула она. — Какая ты странная! И хорошая…

— Да, я странная, — весело согласилась Сара.

— А хорошей я очень хочу быть. — Она потерла лоб худой, темной ручкой. — Папа всегда надо мной смеялся, но я не обижалась. Он тоже считал, что я странная, и ему это нравилось. Я… я всегда выдумываю… Без этого я бы жить не могла. — Она помолчала, оглядела чердак и тихо прибавила: — Здесь — не могла бы.

Эрменгарде, как всегда, было очень интересно.

— Когда ты о чем-нибудь говоришь, — сказала она, — оно как будто становится правдой. Вот и о Мельхиседеке ты говоришь как об отце семейства…

— А он отец и есть, — отвечала Сара, — как мы, люди. Он пугается, голодает… у него жена и дети. Откуда мы знаем, что он не умеет думать? И глаза у него человеческие. Потому я и дала ему имя.

Она сёла на пол, как обычно — обняв колени.

— И потом, — продолжала она, — он мой друг в Бастилии. Я всегда могу взять на кухне хоть корку, ему хватает.

— А тут Бастилия? — заволновалась Эрменгарда. — Ты всегда в нее играешь?

— Почти всегда, — ответила Сара. — Это легче всего, особенно, когда холодно.

В эту самую минуту Эрменгарда чуть не подпрыгнула, так удивил ее стук в стену.

— А это что? — спросила она.

Сара встала и произнесла торжественно:

— Узник из соседней камеры.

— Бекки! — воскликнула Эрменгарда.

— Да, — сказала Сара. — Если она стучит два раза, это значит: «Ты дома?»

И она сама постучала трижды, прибавив:

— А это: «Дома, все в порядке».

Стук раздался четыре раза.

— «Что ж, друг по страданью, — перевела Сара, — спокойной тебе ночи».

Эрменгарда себя не помнила от восторга.

— Ой, Сара! — шептала она. — Прямо как из книжки…

— Так оно и есть, — сказала Сара. — Все на свете, как в книжке. И ты, и я. И мисс Минчин.

Она снова села на пол и говорила до тех пор, пока Эрменгарда не забыла, что сама она — беглый узник, а тогда напомнила ей, что гостям нельзя оставаться в Бастилии на ночь, и надо потише вернуться вниз, к себе.

Глава X. ИНДИЙСКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН


Лотти и Эрменгарде было опасно ходить на чердак. Они никогда толком не знали, дома ли Сара, и не могли поручиться, что мисс Амелия не станет обходить спальни. Так что бывали они там редко, и Саре жилось одиноко. Внизу она страдала от одиночества даже больше, чем наверху. Ей не с кем было поговорить; когда же ее посылали за покупками, и она ходила по улицам — маленькая, замученная, с корзинками и свертками, с трудом придерживая шляпу и чувствуя, как промокли ноги, она становилась в толпе уж совсем одинокой. Раньше, когда она, принцесса, ездила в экипаже или гуляла с Мариэттой, люди вечно смотрели на ее веселое, светлое личико и красивые наряды — кто не залюбуется счастливым, ухоженным ребенком! Жалких, ободранных детей очень много, и они не так привлекательны, чтобы на них смотреть. Вот и на нее теперь не смотрели, даже не замечали ее. Она быстро росла и выглядела очень странно в своих старых платьях. Все дорогие вещи продали, а те, что остались, она должна была носить, пока не сносит. Иногда, проходя мимо зеркальной витрины, она даже смеялась, иногда — краснела и закусывала губу.