По вечерам, проходя мимо освещенных окон, она украдкой заглядывала в них и придумывала, кто же это сидит за столом или у камина. На площади, где стояла школа, она познакомилась с несколькими семьями. Больше всего она любила тех, кого назвала Большим Семейством, потому что там было очень много детей, целых восемь, и румяная круглолицая мать, и румяный крепкий отец, и румяная толстая бабушка и масса всяких слуг. Одни дети гуляли, других катала в коляске уютная няня, третьи куда-то ездили с матерью, и вечером все, кроме самых маленьких, бежали к дверям встречать отца, обнимали его, целовали, плясали вокруг него, искали, нет ли подарков в карманах, а то сидели в детской, глядя в окно, толкаясь, смеясь — словом, вечно делали что-то очень приятное. Сара полюбила их и дала им очень красивые имена из книги и фамилию Монморанси.[9] Круглый младенец в кружевном чепчике звался Этельбертой Бошан Монморанси, девочка чуть побольше — Вайолет Чолмли Монморанси, маленький мальчик с толстыми ножками — Сидни Сесил Вивиан Монморанси, а потом шли Лили Эванджелина, Розалинда Глэдис, Гай Кларенс, Вероника Юстейсия и Клод Гарольд Гектор.
Однажды вечером случилось очень — или не очень — значительное событие. Старшие дети ехали куда-то в гости и как раз, когда Сара вышла из дому, направлялись к карете. Вероника Юстейсия и Розалинда Глэдис в белых кружевных платьях с яркими поясами уже садились в нее, а пятилетний Гай Кларенс — еще нет. Он был такой хорошенький, румяный, кудрявый, с такими синими глазами, что Сара забыла о своем странном виде, да и обо всем, кроме него, и остановилась.
Были святки, и дети из Большого Семейства все время слушали рассказы о бедных сиротках, которых никто не водит в театр и никто им не дарит подарков — о голодных, холодных, оборванных… Добрые люди, чаще всего — хорошие девочки и мальчики, встретив их, непременно давали им денег или вели к себе домой и очень вкусно кормили. Сегодня Гай Кларенс как раз поплакал над такой книжкой и места себе не находил, пока не встретит бедную сиротку, не даст ей свой шестипенсовик и тем самым — не спасет. Он и не сомневался, что этой суммы хватит на все. Когда он шел по красному ковру от дверей к карете, шестипенсовик лежал в кармане его коротких штанишек. И в тот самый миг, когда Розалинда Глэдис прыгнула на мягкое, пружинное сиденье, он увидел Сару в стареньком платье и бесформенной шляпке. Она стояла на мокрой мостовой с корзиной в руках и смотрела на него голодными глазами.
Он подумал, что глаза у нее голодные, потому что она давно не ела — откуда же ему было знать, что изголодалась она по уютной, веселой жизни, о которой так явно говорило его румяное личико, и больше всего ей хотелось обнять его и поцеловать. Он видел, что у нее большие глаза, впалые щеки, худые ноги, старое платье, корзина на руке; вот он и достал свой шестипенсовик, и подошел к ней.